Михаил Морозовский - Задание на лето. Книга вторая

Новая квартира была далеко не новой и совершенно неухоженной, да ещё и с низкими потолками.

Утром отец куда-то ушёл, а мать засобиралась в обратную дорогу, складывая вещи снова по сумкам и чемоданам. Мишку гулять не отпустили, и он с бабкой Наталией, что постоянно поддакивала матери (чем злила Мишку, который сильно переживал за отца), тоже собирал свои вещи, плотно упаковывая их в чемодан.

Дверь в квартиру открылась без стука, в ещё более тёмном, чем зал коридоре, в проёме двери появился растерянный отец:

– Контейнеры пришли, надо разбирать, – тихо сказал он.

Мать бросила на пол вещи, что держала только что в руках, и снова усевшись на уже свёрнутые после ночи матрацы, громко заплакала.

5

– Вы б его сложили, что ли? – услышал Михаил сквозь дрёму голос старушки с собачонкой.

– Я что, плотницкий метр, чтоб меня складывать? – возразил Пётр, держащийся двумя руками за верхние полки купе.

– О, а ребята таки сильно погуляли, – понял Михаил, приоткрыв глаза.

– Свят, свят… Так он же не уместится на верхнюю полку! – снова простонала старушка.

Тут только Михаил понял, что Сергей с Семёном пытаются приподнять Петра и впихнуть его на верхнюю полку. Интересно, получится или нет.

Не получалось, уже третий раз у них ничего из этой затеи не выходило, и они совершенно выбились из сил.

– Есть идея!

– Что, ещё раз в ресторан? – тихо, неуверенно спросил Семён.

– Не, нас туда уже не пустят, да он и закрыт уже, – икнув, еле внятно нараспев сказал Пётр.

– Не-не-не… – вырвалось у Сергея. – Карты!

– Кто, как ты? – переспросил Пётр.

– Свят, свят… – зашептала бабка. – Они ещё и картёжники.

– Бабуль, будь спок, у нас всё путём, мы сейчас тихо-тихо… И всё… – сделал гусарский поклон головой Семён.

– Мы сейчас в карты разыграем, кому спать на верхней полке, – заговорщицким шёпотом произнёс Сергей.

– Давай! – выпалил Пётр, брякаясь на нижнюю полку и смачно стукаясь затылком о полку Михаила.

– А чтоб тебя! – вырвалось у бабки, при этом она быстро впихнула голову животного во внутрь сумки и дёрнула металлический замок. Замок зацепил ухо собаки, та взвизгнула, моментально высунула голову обратно и укусила бабку за палец.

– А чтоб тебя! – вырвалось у Семёна.

– Ой, милаи, ой, что творится! – запричитала бабка, роняя сумку.

– Что вы там с собаками никак не уймётесь! – раздалось полусонное из соседнего купе.

– Спать! – властно, нараспев шипел Семён, держа на вытянутой руке пойманную им на лету за большие дерматиновые чёрные ручки сумку.

Собака, посмотрев прямо в большие навыкате глаза Семёна, моргнула и стала медленно опускать голову внутрь сумки, после чего была застёгнута до конца и передана в руки хозяйки.

– Всё в порядке, бабуль, – сказал вежливо Семён и ещё раз по-гусарски кивнул головой, после чего, как ни в чём не бывало, уселся за столик и взял розданные ему карты. – Поехали!

Пётр проиграл.

Кое-как расстелив матрац и бросив в угол неодетую в наволочку подушку, он ещё долго безуспешно пытался подняться, как он выражался, на второй этаж. Друзья его давно уже посапывали, когда ему наконец-то удалось уместить своё длинное тело на верхней полке.

Но испытания Петра на этом не закончились. Когда он поворачивался спиной к стене колени его свисали в проходе и ему приходилось держаться за всё, куда дотягивались его длинные руки. Потом он переворачивался на другой бок и его пятая точка угрожающе нависала над спящими внизу. Долго балансировать ему так не удавалось и он, выпрямив ноги, спустил их в проход межу купе и тут же был потревожен первым ночным посетителем курилки:

– А что, за границей уже так принято, а у нас началось внедрение? – зло толкал его ноги назад на полку здоровенный полураздетый мужчина.

– Я там ещё не был? – пытался отшутиться Пётр, подбирая ноги.

– Послать бы тебя куда подальше да бабулю боюсь смутить, – ругался мужик, протискиваясь дальше.

– Миш… Спишь? – тихим шёпотом раздалось через некоторое время.

– Нет, Петя, цирк смотрю, – улыбнулся сквозь дрёму Михаил и открыл глаза.

Оперившись о его полку и почти нависнув всем телом над проходом, на него смотрел жалостливыми глазами Пётр:

– Давай, окно откроем, я туда ноги высуну, а? – с мольбою в голосе прошептал Пётр.

– А как встречный пойдёт? – удивился Михаил.

– Не, я так уже не раз ездил. Я их согну! – кивал Пётр.

– Давай, на твою ответственность, – улыбнулся Михаил, и вместе они попытались открыть заклинившее окно.

Не с первого раза, но им это удалось. Пётр неожиданно проворно развернулся на своей полке, чуть не стукнув зазевавшегося Михаила по носу, и высунул ноги в окно, после чего улёгся целиком на полку и тихо пропел: – Кайф… ф…ф…, – и тут же захрапел.

– Намучался, милок, – сочувственно произнесла бабка.

– А вы что не ложитесь? – поинтересовался Михаил.

– Да-к мне уж скоро выходить. Я вот подарок внучке везу, собачку-то. Сильно просила. Слепая она у меня, внучка-то. Я вот в Ленинград-то в собор и ездила, к иконе Божий матери приложиться. Молилась за неё да вот иконку освятила у батюшки.

Она отодвинула собачонку и, немного пошарившись в сумке, вытащила небольшой свёрток из серой бумаги. Перекрестившись, аккуратно развернула его и достала маленькую иконку, золотом блеснувшую в полутёмном вагоне.

– Иконы-то, милок, видел али нет? – спросила она, поцеловав икону.

– Видел. Много икон видел, бабуля. Разных… – осёкся Михаил на полуслове. Не место и не время ему об этом говорить. Надо добраться сначала до землянки и, если она цела… А что, если она цела? – задумался он и выпал на некоторое время из разговора.

– …а мне уж через двадцать минут и выходить. А ты что, совсем не пьёшь? – бабке, видимо, хотелось ещё поговорить.

– Нет, не пью, – улыбнулся Михаил, перекладывая подушку в противоположную от окна сторону и тоже переворачиваясь на полке головой к проходу.

– И не куришь? – продолжала любопытствовать бабка.

– И не курю, – уже сквозь дрёму неохотно отозвался Михаил.

6

– Засранец! Нет что бы матери помочь, да-к он ещё и в туалете курит! – мать неожиданно подошла со спины к Мишке и влепила ему сильный подзатыльник.

– Ма, за что?! – вырвалось у Мишки.

– А кто курил в туалете? Не ты, скажешь? Отец давно не курит и тебе не дам! – грозно наступала на Мишку мать.

Мишка бросил кисточку, которой красил окно, и выбежал на веранду, выпрыгнул через открытое окно и оказался на улице.

– Вот только вернись домой, я всё отцу расскажу!

Мишка присел на низенькую скамеечку, расположенную под виноградником, и ему стало грустно. Вот уже неделю они отдирали, отмывали, белили и красили трёхкомнатную квартиру, доставшуюся им от сменщика, что теперь живёт в их двушке в Новосибирске, и конца и краю этой работе было ещё не видно. От краски или от сильного подзатыльника его слегка мутило.