Всеволод Воеводин - Слепой гость

— Бетке.

— Немец?

Отчим кивнул головой.

— Так, — сказал Абдулла и отвел глаза в сторону. Ровным, глуховатым голосом он спросил:

— Ты убил моего отца?

— Нет, — ответил отчим, глядя в лее.

У дяди Абдуллы изменилось лицо. Он вскочил и подошел к отчиму.

— Ты убил моего отца? — тихо повторил он и схватил его за горло. — Ты? Ну?

Я видел только его спину, огромную мускулистую спину и шею, налившуюся кровью. А отчим видел его лицо. Это, наверное, было страшное лицо.

— Я, — ответил он дрогнувшим голосом.

Абдулла отвернулся и опять сел на камень. Потные волосы прилипли к его лбу. На виске пульсировала синяя жилка. Правой рукой он дернул ворот рубахи, и материя разорвалась с сухим треском, обнажив широкую мускулистую грудь. Он дышал шумно, и у него пересохли губы.

— Зачем ты прикидывался глухонемым? — спросил он с неожиданным спокойствием в голосе. Бетке молчал. — Ну?

И Бетке вдруг засмеялся. Он смеялся тем нехорошим смехом, который переходит в истерику. Он смеялся, закинув голову, а дяди смотрели на него с неподвижными лицами. Бетке трясся от смеха, качался и изгибался посреди освещенной солнцем полянки.

— А вы и не поняли? — говорил он сквозь смех. — А вы и не поняли? Зачем притворялся? Затем, чтобы дураки поверили, затем, чтобы морочить головы дуракам, затем, чтобы повести дураков.

Самед перегнулся вперед.

— Куда повести?

Припадок смеха у Бетке кончился.

— Куда? — переспросил он и задумался. — Не знаю. Куда полковник прикажет, полковник Шварке, чтоб ему было не лучше, чем мне. Может быть, жечь города, взрывать заводы. Может быть, на Москву. Это полковник знает.

Он снова замолчал, и его руки свисали вдоль неуклюжего тела. Дядя Абдулла обернулся.

— Вы хотите еще что-нибудь узнать, братья? — спросил он.

Братья качнули головами: нет.

— Как ты решил, Гассан? — спросил Абдулла.

Гассан поднял голову.

— Пусть обманом, пусть хитростью, все равно, он пробрался в нашу семью и стал членом нашей семьи. Он хотел погубить нашу страну. Он убил нашего отца. Он хотел убить Гуризад, нашу сестру и свою жену. Мы должны смыть этот позор с нашей семьи, а если не смоем, то люди скажут: это бесчестная семья, среди них был убийца, предатель и шпион. Мы судим его, братья, и мы должны казнить его.

Он положил руку на карабин дяди Абдуллы с серебряной дощечкой на ложе.

— Как ты решил, Ибрагим? — спросил Абдулла.

Ибрагим кивнул головой.

— Я согласен с Гассаном.

— Как решил ты, Самед? — И Самед кивнул головой.

— Я с вами согласен, братья, — сказал Абдулла и замолчал. Из-за деревьев медленной, утомленной походкой вышла моя мать, немолодая женщина Гуризад. Рустам шел за ней, немного смущенный, и когда Абдулла посмотрел на него, развел руками, видимо желая сказать: «Ну что я могу с ней сделать?»

Все четверо переглянулись, а мать прислонилась к дереву — она была очень слаба — и сказала:

— Зачем вы мне не доверяете, братья? Вы думаете, что это не женское дело? — Она усмехнулась невеселой усмешкой. Братья молчали. Мать повернулась и снова ушла в лес по тропинке, и, когда я посмотрел ей вслед, мне подумалось, что вот мать у меня уже старая, а я и не заметил, как она постарела. Только потом я понял, что это за последний час так согнулась ее спина и так опустились плечи.

Бетке, мой отчим, тоже смотрел ей вслед, и на его лице я заметил улыбку, злую, бессмысленную улыбку. Ему, мне кажется, было приятно, что мать так изменилась и постарела.

Мы долго прислушивались к хрусту веток под ногами матери, пока он совсем не затих. Тогда дядя Абдулла вскинул свой карабин.

— Ну, — сказал он, — будьте свидетелями: я исполняю клятву, хоть мне и жалко дарить ему такую легкую смерть.

Бетке по-прежнему стоял неподвижно. Какое-то безразличие чувствовалось в его позе, но тут он поднял голову.

— Скоты, — сказал он и с удовольствием повторил: — Скоты.

Он оглядел одно за другим спокойные лица моих дядей.

— Все равно, не окажись полковник такой растяпой, вам бы конец пришел. Дурацкая история. Ну и черт с ним. Не мы, так другие вас задавят.

Он сплюнул в траву, а дядя Абдулла целился ему в лоб, и карабин вырисовывался четко, без дрожи двигаясь в горном, прозрачном воздухе. И тут снова раздвинулись кусты, и на полянку не торопясь вышел дядя Орудж и за ним два красноармейца. Абдулла отвел только на минуту глаза и снова уставился на мушку, а дядя Орудж подошел и, взявшись рукой за ствол карабина, спокойно отвел его кверху. Два красноармейца стали по обе стороны Бетке, а Абдулла выжидающе смотрел на Оруджа.

— Ты скверно делаешь, — негромко сказал Орудж. Абдулла посмотрел на Оруджа и резким движением вырвал карабин.

— Орудж, — сказал он, — это Бетке, подручный полковника Шварке. Он убил отца и сегодня пытался убить Гуризад.

— Я знаю, — сказал Орудж. — Но он еще нужен нам. Не спорь со мной.

И снова шея Абдуллы начала наливаться кровью.

— Мы все здесь судили его, — сказал он, — мы все четыре брата, и твоя сестра Гуризад согласилась с нами.

— Я, пятый брат, — сказал Орудж, — говорю вместе с вами, что этот человек заслужил смерть. И он не уйдет от нее.

Вскинув винтовки, красноармейцы повели Бетке.

— Стойте! — крикнул Абдулла. — Орудж, слушай! Я дал клятву. Из этого карабина... — Он задыхался.

Орудж положил ему руку на плечо.

— Я знаю, Абдулла, — сказал он мягко. — Но неужели ты хочешь, чтобы он умер молча? Нет, он еще расскажет нам обо всех своих замыслах. Больше я тебе ничего не скажу.

Мышцы, напрягшиеся на шее дяди Абдуллы, слабели. Со свистом он перевел дыхание.

— Ладно, — сказал он, — веди. Ты все-таки тоже сын моего отца.

Орудж приложил руку к козырьку и, повернувшись, скомандовал красноармейцам. Он пошел впереди, а сзади шел Бетке и два красноармейца с винтовками по обе стороны от него. Они вступили в лесную тень. Бетке оглянулся. Он посмотрел на моих дядей, молча провожавших его глазами, на меня, его пасынка, с которым он жил не один год, которому дарил книжки, баловал и ласкал. Он посмотрел на нас и улыбнулся бессмысленной, злой улыбкою, такой злой, что мне стало страшно. Потом он скрылся за стволами горных дубов, но я навсегда запомнил его улыбку, улыбку моего отчима, унтер-офицера гитлеровской службы.

Рустам увез мою мать на арбе, которую он нанял в ближайшем селении, дяди мои ускакали на конях, а я отказался сесть на коня вместе с дядей Абдуллой, оказав, что у меня дела. Я решил все-таки вернуться в Мертвый город, потому что не мог чувствовать себя спокойным до тех пор, пока не поговорю с Черноковым.