Сергей Фомичёв - Быстрее империй

Впрочем, ссор не возникло. Тихое море успокаивающе подействовало на людей. Сидение в крепости всем порядком осточертело, а поход, хоть и не сулил хорошей добычи, ибо мы удалялись от северных территорий, а значит и от качественной пушнины, обещал смену обстановки.

Большинство бедолаг даже не догадывалось, насколько серьёзную.

***

Забрось двух парней из нашего времени в прошлое и, встретив друг друга посреди полудиких предков, они обязательно заговорят о политике. Казалось бы, нам было что обсудить, было что вспомнить и о чём потосковать. Но какой бы темы мы ни касались, путаная ниточка нашей беседы рано или поздно выводила на клубок политики. Какая-то патология наблюдалась в извергнувшей нас эпохе.

Обычно мы беседовали на крыше казёнки, что на нормальных кораблях гордо называлось полуютом, но на «Онисиме» это была всего лишь крыша. Зато здесь было меньше людей и мы могли использовать тот лексикон, которому были обучены. Впрочем, не уверен, что нас совсем не подслушивали – переговорить на таком маленьком судне без лишних ушей было практически невозможно. Однако я полагал, что наши маленькие ухищрения, эвфемизмы, метафоры выдадут рассказы о будущем за научную беседу.

Я коротко рассказал, как смог устроиться в этом мире, но утаил подлинные причины коммерческого успеха, объяснив его продвинутой логистикой. Тропинин так же коротко пересказал события тех лет, которые прошли с момента моего исчезновения. Ничего такого, что могло бы вызвать интерес, тем более восхищение в родном времени не произошло. Что-то конечно строилось, что-то взрывалось, выпускались новые книги и фильмы, становились быстрее компьютеры и тяжелее программы для них, но никаких революций в технике или науке, тем более революций социальных, никаких глобальных войн, ничего способного потрясти воображение не случилось. Марс тоже оставался безлюдным и безъяблочным, хотя в этом направлении уже вырисовывались некоторые подвижки. Но, что интересно, Тропинин говорить о них не хотел. Что-то там было не так, с подвижками. Что-то не отвечало его представлениям о величии собственной страны.

Так что с прошлым, которое будущее, мы покончили быстро, а вот разговоры о планах всякий раз упирались в разницу мировоззрений. Наученные горьким опытом первого контакта, мы старались обходить скользкие темы. Но не так-то это оказалось и просто – в политике, куда ни ступи, всё слизью покрыто.

Что меня удивляло, так это приверженность Тропинина монархии. Покидая рвущуюся к свободе страну, пусть рвущуюся не без рвоты, пусть воспринимающую перемены как неизбежное зло, я и не подозревал, что дело кончится таким атавизмом. Но факт остаётся фактом. Молодой человек, познавший Интернет, мобильный телефон и систему глобального позиционирования, с горячностью неофита убеждал меня в потребности для соотечественников монархической системы. Причем не какой-нибудь формальной, ограниченной конституцией и парламентом, как в Великобритании или Швеции, но самодержавной, абсолютистской, какая только и произрастала в России; какая, собственно говоря, цвела пышным цветом как раз в той эпохе, в которую мы угодили.

– Но это же дичь! – восклицал я.

И тут же приглушал звук, потому что некоторые темы было опасно обсуждать даже с помощью метафор.

– Такая огромная страна как Россия может управляться только одним человеком, – твердил Лёшка. – Это аксиома.

– Дичь это, а не аксиома! – возражал я. – Кто-то бросил дурацкий тезис, желая обосновать собственные претензии, а остальные подхватили, не подумав как следует. Что значит, управлять одному человеку? Он, что, сам будет за всем присматривать, сам вникать в каждую мелочь? Каждый кабак проверять станет на предмет лицензии или недолива, каждый кусок земли промерять? Споры решать, цены устанавливать? И всё сам? Ничего подобного! Он переложит дела на чиновников или феодалов. В первом случае ты получишь коррупцию, во втором – рабство. И вот парадокс: всякий верит в доброго царя, в доброго же чиновника или феодала не верит никто.

Наши споры прервал поднявшийся на крышу Окунев. Шкипер бросил хмурый взгляд на Тропинина и присел на настил.

– Вода-то все теплее становится, – сообщил он после некоторого молчания.

В обще-то вода была холодная, хоть и не ледяная. И вряд ли будет сильно теплее даже в разгар лета. Но не расстраивать же людей таким пустяком?

– Мы же на юг идем! – улыбнулся я. – Вода и должна быть теплее. Хотя, конечно, здесь широта Охотска, но, берег-то американский! А вы не верили мне!

– Не в том дело, – по-прежнему хмуро заметил капитан. – Где вода теплая, червь злее. Проточит нам обшивку, что будем делать?

Здесь «на северах» корабли практически не смолили. С одной стороны, не хотелось возиться, да и смолы из местных деревьев получалось не ахти сколько. А с другой стороны, и надобности особой не возникало. Холодная вода защищала корпуса от моллюсков гораздо надежнее. Но с продвижением к югу климат менялся, а тёплые течения кишели различной живностью, в том числе и вредоносной. Возле Ванкувера, допустим, особой опасности нет, но дальше у Калифорнии, наши кораблики наверняка покажутся обитателям моря сладкими пирожками.

– Быстро не проточит, – сказал я. – А потом заменим. Лес здесь знатный, ты уж поверь. А то и смолой разживемся и дегтя нагоним.

– Как скажешь, – буркнул Окунев и, бросив ещё один хмурый взгляд на Лёшку, удалился.

***

Подкинув мысль с обходом тлинкитов, Тропинин отыграл у меня очко, и это благоприятно сказалось на наших отношениях. Парень стал раскован, общителен. Иногда к неудовольствию старых товарищей даже пытался вмешиваться в дела. И не всегда безуспешно. Своими патриотическими заморочками он привнёс в мои планы необходимую стратегию. Придал им, как он выразился, «геополитическое оформление». Если я раньше хотел просто опередить испанцев, англичан и их отбившиеся колонии, пробежаться как бэттер по базам, сделать своего рода трипл, то Лёшка выдвинул иную концепцию. Суть её заключалась в том, чтобы вовсе изолировать конкурентов от Тихоокеанского побережья.

– Выигрыш гонки сам по себе не даст нужного результата, – убеждал Тропинин. – Что с того, что ты придёшь первым и застолбишь участок? Толпа переселенцев рано ли поздно захлестнёт твои жалкие городки. Нам всё одно не удастся перебросить в Америку миллионы людей. А вот если перекрыть американцам и англичанам выходы к океану, то поток можно будет замедлить.

По случаю небольшого теплого дождика мы засели в казёнке. Тусклый свет из оконца освещал стол, на котором были разложены карты.

– Как бы не так, – возражал я. – Когда в Калифорнии запахло золотом, туда народ быстренько набежал. Ни пустыни их не задержали, ни индейцы, ни мормоны.