Геннадий Горчаков - Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

– Дружка я, – сказала и больше уж не отставала, за малышами зорче зорко-го глядела и, если что, рычала грозно. Особенно русалок не любила, которые могли двух малышей схватить, их в омут чёрный утащить и рыбкам запросто скормить – такие ей грезились страшилки. Её завидев, русалки в панике кусты свои бросали и чешую в траве ей оставляли. С отвращением великим Дружка чешую кусала и на проказниц водяных она рычала, кося по сторонам сердитым глазом. Раза два иль даже три ей удавалось за хвост русалок ухватить и страх на них отменный наводить. При детях Дружка как бы нянькою была, им советы умные давала. Родители Добрёнка и Добринки при появлении её пытались Дружку расспросить: откуда всё ж она взялась, зачем, с какою целью?

– Я здесь по делу, – так пояснила им и села у крыльца.

– По какому? – родители её спросили.

– Я буду детишек ваших охранять, Веление мне было, – Дружка носом по траве сурово поводила и для острастки малость даже порычала: враги ей грезились повсюду.

Что за Веление и чьё оно – так и осталось неизвестным, а только Дружка про то ни слова не сказала.

От Добрёнка и Добринки Дружка ни на шаг не отставала и обычно впереди бежала, выискивая неизвестных никому врагов; таковых пока не находилось, но Дружку это не смущало. И днём, и ночью исправно дозор она несла, со всеми в строгости была и только Добрёнка и Добринку за хозяев признавала, без меры их ласкала. Словом, куда они, туда она бежала.

Прошли берёзовую рощу с хором птичьих голосов: «Откуда и куда? Откуда и куда?».

– Оттуда и туда, – им Дружка недовольно отвечала: уж очень она шума не любила.

– Куда отсюда? Куда туда? – трещали пустозвонки, мостясь на голову со-баки, на хвост и на хребтину, нисколько Дружки не боясь. Шумели и трещали так, что Дружка им сказала: «Р-р-р-р!». И наступила тишина, в которой с тихим звоном стыл закат, и серп Луны далёкой всё выше поднимался, чтоб насладиться Краса-той. И ближние холмы уже блестели в его неверном свете, а отражение серпа тихонько трепетало в омутке речном – там весёлые русалки отраженья серебристые ловили, их на волосы себе крепили, а после любовались все собой, и дружно, весело смеялись. Завидев Дружку, ей пропели звонко:

– Дружка! Дружка! Свирепая подружка!

Русалок всех кусает, а песенок не знает! Ха-ха! Ха-ха!

Дружка зубоскальства над собою не терпела, с места тут же сорвалась, стрелою понеслась, чтобы насмешниц примерно наказать, их славно покусать за длинные хвосты, а если повезёт – за волосы их оттаскать, но лупоглазые красотки были начеку и скрылись с плюхом в омутке, ещё и Дружку окатив потоками воды.

– Трусишки жалкие! – ругалась Дружка, гавкая на воду, по которой расходилися круги. – Вот только покажитесь, я жару вам задам!

Но русалки, на той явившись стороне, ещё сильней смеялись, ещё сильней водой плескались, и Дружка понапрасну вокруг гонялась омутка, пока премокрою не стала вся, и прочь уныло побрела. А русалки хихикали ей вслед:

– Глупая собака прибегала,

Утопить в воде нас обещала.

И так нас напугала, Что утонули все!

Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!

Раздол Весёлый показался – так место называлось, где дом Добрёнка и Добринки в ряду других стоял у Красного Холма, где Доброславы собирались, чтобы к Богам молву свою направить; где Камень Звёздный был; где Боги юные стояли и Чашу Светлого Огня в своих руках держали. Добринка и Добрёнок каждый день на Холм взбирались – как если б крылья их туда несли – и с радостным восторгом глядели на Богов скульптуры и всё мечтали по Лестнице подняться, чтобы с Богами пообщаться у дальней той Звезды, что ярче всех сверкала по утрам, и вот уже на Лестницу вступили, как дед Добрей за пятки их схватил:

– Куда, мои родные, собрались? Я вижу: далеко и высоко, а вот меня как раз-то и забыли.

– Да Ладу мы хотели увидать, – внучка деду отвечала.

– А я хотел бы Бога Солнца Ра там повстречать, – сказал Добрёнок.

– На этой Лестнице Богов вам не найти, – сказал им дед серьёзно, гася улыбку в русой бороде. – Ступеней здесь не хватит, чтоб до Богов дойти.

– Когда поднимете ступеньки вы ещё? – спросила внучка строго.

– Как только, так, стало быть, и сразу, – загадочно ответил дед, снимая вну-ков с Лестницы и ставя их на землю. – Вот срок настанет, и Боги сами к нам на Явь придут.

– А Боги обязательно придут? – внук не поверил деду. Насупившись, на деда он смотрел.

– Камень сам об этом мне сказал, и многие слыхали. Да хоть у бабушки спросите, она вам тоже подтвердит. Боги слов на ветер не бросают.

– А сам ты, дед, Богов-то видел? – Добрёнок деда вопросил, в него глазами впившись.

– Да, приходилось мне Богов встречать, – загадочно дед отвечал, и таинственной улыбкой лицо расцветилось его.

– Где? Когда?! – вскричали внуки.

– В одном из воплощений прошлых, а также в Небесах. И бабушка Добрина видит их во снах, душой встречаясь с ними на Небесах, и даже на Яви их также видела она.

– А какие они – Боги? – внуки деда за руки схватили и жадно теребили.

– Боги… – задумался Добрей. – Они, как Солнышко, Добром сияют. Они блистают Краса-той! Слов нет таких, чтоб мне их описать. Их надо просто увидать, – Добрей вздохнул, слезу невольную смахнул, что покатилась по щеке.

– Зачем же с Яви Они ушли? – едва не плача, Добринка вопросила. – Быть может, кто обидел их?

– Обидеть невозможно их, – дед отвечал, пресладостно вздыхая, и аура его вдруг источила дивный аромат.

– А если я не буду обижаться, то стану Богом я? – спросил Добрёнок вдруг.

– Тогда уж точно станешь, – серьёзно дед внуку отвечал.

А внук был полной копией его: с высоким лбом, белесыми слегка бровями, вразлёт глазами бездонной синевы, в которых свет мерцал далёких звёзд. Порою дед дивился внуку: серьёзен был не по годам и взгляд метал такой, что в трепет приводил, как если б собеседнику в сам дух входил. Вопросы непростые задавал, от которых у мудрецов трещали головы не раз: почему, зачем и отчего и даже для чего? И попробуй отсебятину ему сказать! Но более всего расспрашивал он о Вселенной, про Дальние Миры, и про Богов, и где Они теперь, и как Их отыскать? Уж не раз по Лестнице пытался он взбежать в Небесные Миры, чтоб Ра там разыскать и Истину понять, которая бы сразу превратила всех в Богов.

Не отставала от брата и сестра – такая же дотошная была. Хотелось всё ей знать и всё уметь, чтоб силой мысли создавать повсюду Краса-ту, и всё про Ладу узнавала, и в неё играла, и спрашивать любила: «А как бы Лада поступила?» – и, получив ответ, ему во всём внимала. И часто брат с сестрёнкой у скульптур Богов бывали, Огонь там возжигали и Богов о чём-то там вопрошали. Родители детей и старики себе вопросы задавали: «Что за духи к ним пришли?» – даже Звёзды вопрошали, но те загадочно молчали, а духи предков как если б в рот воды набрали – молчанием вопросы эти окружали – лишь звон таинственный в ушах звучал. Но раз уж Небеса молчали, то знать о Тайне их уже никто не мог. Внуки от рожденья много знали – они как будто вспоминали, и знания из них рекой лились: в ученье, в деле и потехе они энергией звенели, и всё горело в их руках; умения к ним сами шли, куда бы глаз ни бросили они. Души не чаяли во внуках дед Добрей и бабушка Добрина, учили их всему, что сами знали и могли: вот, например, как образ дерева принять, а то цветком предстать иль в неведимок превратиться и деда с бабкой щекотать, а потом куда-нибудь исчезнуть, с русалками беседу завести, то гномов повстречать и с ними злато в пещере поискать, а то и к эльфам забрести и с ними на ветвях день целый провести, их слушая рассказы, а то и песни вместе распевать и даже танцевать. Им всюду и везде со всеми было хорошо, и мир пред ними душу раскрывал, ответною любовью их ласкал.