Геннадий Горчаков - Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

– Войной идти нам надо на Чёрного Врага! – сестрёнку Добрёнок поддержал. – На месте сидя, Чашу не добыть! И если надо, за Чашей сами мы пойдём, и Чашу нашу мы найдём!

Вид у компании был самый грозный. Старейшины не знали, смеяться им или сердиться, и кто-то понарошке всё ж сурово произнёс:

– Вы как тут очутились? А ну-ка быстренько домой бегите!

– Так надо, чтобы здесь мы были! – Добрёнок гордо отвечал. – С утра Совет мы провели и к решению пришли: за Чашей надобно пойти!

От изумленья Старцы потеряли речь; во все глаза они глядели на юных удальцов, которые стояли, высоко головы подняв, – такого не бывало отродясь.

– Спасибо за совет, – Добрина внукам пальцем погрозила. – А теперь бегите к матери домой. Там вместе с ней Совет свой проводите.

Детей с холма как ветром сдуло, а впереди их мчалась Дружка, хвост рыжий распустив. Их взглядом проводив, Совет продолжил заседать.

– А дети-то правы, – Добрина заявила. – Нам Чашу надобно спасать и надо срочно действовать начать. А так мы можем говорить здесь целый год, и всё не будет толку никакого. Нам опыт дней безчётных застилает ум, мы прошлым в основном живём и мерой той событья мерим. Детский ум живёт без груза лет, он ясен, прост и ближе к Истине стоит, а Истина лишь в действии себя являет. Мы слишком долго вольготно, беззаботно жили, но, кажется, пора пришла нам просыпаться и всерьёз за дело взяться. Враг могуч, но вместе мы ведь тоже сила! Творцы нам мощный разум дали, его пора на деле проявить.

Добрей супругу слушал, а сам же напряжённо думал, как Чашу вызволить из плена. Про мощь Властителя планеты Добрей не понаслышке знал и сам не раз он наблюдал, как тот одной лишь мыслью горы сокрушал, ярые стихии поднимал, и Маракару ими окружал. Да, в Тёмную Страну так просто не войдёшь и Чашу просто не возьмёшь. Яви Чёрный Властелин не для того же Чашу взял, чтоб поиграться и отдать. Удар он в сердце самое нанёс: без Чаши может рухнуть под напором Зла сама Отпорная Стена. Чаша спрятана в горе, но только где? Гор много в Маракаре, и вряд ли Чашу Враг оставит без охраны. И почему-то в ней Огонь не потушил? Не смог или ловушку хитрую оставил: ведь дал же он увидеть Чашу им. Тогда же Добрей почуял чей-то тяжкий взгляд с насмешкою недоброй, и чья-то тень рогатая по краюшку его сознания мелькнула… Хитёр, хитёр Властитель Яви: какую пакость он новую придумал? Надо бы в сознание Врага проникнуть и замыслы узнать, чтоб правильные меры ответно предпринять…

– Сознание нам надо всем объединять, – речь тем временем Добрина продолжала, – и Чашу возвратить. Нам в этом Посох Ра поможет, который силу нашу укрепит.

Много доброславы говорить не говорили, а к делу сразу приступили: они прониклись важностью момента и желаньем запылали обратно Чашу возвратить. На Посох Ра все мысли направили свои, и камень, что Посох украшал, вдруг загорелся красным огоньком, потом он синим занялся Огнём и далее лиловым раскалился цветом: то мысли доброславов в единое сливались, и вдруг Стрела из Посоха ушла туда, на Запад, где Тьма глубокая легла. Пространства как будто бы не стало, Чаша пред доброславами предстала, в ней пламя белое сияло, образы рождая Краса-ты. Доброславы руки к Чаше протянули, и Чаша стала подниматься, чтоб в руки им предаться. Но тут рогатая мелькнула тень, Дракон чернейший из мрака проявился и ярым хохотом он разразился – в нём мощь ужасная гремела, сознанье доброславов сокрушая и изнутри взрывая болью жуткою такой, что многие на землю пали и с Холма скатились, а Посох, что у Добрея был в руках, вдруг запылал невыносимо, и камень разорвался, осколками Добрея смертельно поразив. Дракон в довершие всего огнём зловонным полыхнул из трёх своих пастей и смёл с Холма остатки доброславов – так в несколько секунд разгромлен был Совет.

Из Совета многие в тот день погибли – в Мир Нави перешли, Добрина же надолго сознанье потеряла и, сильно обожжённая, страдала – была она ни жива, ни мертва. Добрей из Мира Нави прилетал и по ночам с Добриной рядом он бывал. Добрей совсем прозрачный стал – просвечивали звёзды сквозь него, особенно вначале, но потом он тело тонкое своё сгустил и уплотнил, и внуки даже трогали его – любимого дедусю: он был прохладно-влажный и очень пить любил, особенно квасок медовый, травяной. Когда душа Добрины во время сна из тела выходила, то она с Добреем куда-то вместе улетала, но куда? По возвращении про то они молчали и только запах тошнотворный порою издавали – скорей всего, они бывали в Маракаре иль в низших сферах Нави и посеревшими оттуда возвращались – аура заметно их темнела, рубиновым кольцом вокруг их душ горела, – но это всё случалось, когда внучата обычно спали и потому лишь раза два такими деда с бабушкой они видали.

Новый Совет думает и решает

По Добрееву указу новый создали Совет, куда вошли родители Добрёнка и Добринки – Добромил и Добромила. Едва ль не каждый день Совет тот заседал, но что решал, то было неизвестно для детей, но, судя по виду мрачному, по спорам, что возникали между матерью и отцом, решение заветное не приходило: Камень Адамант в глубокое молчание ушёл, и даже искры не сияли на поверхности его; предки из Мира Нави и из Мира Прави советов не давали, и Бог Солнца Ра молчал – только пятна гнева пробегали по лику светлому его; не тучи – страха непонятного мгла серая копиться начала в небесной глубине; горы, что вершинами далёкими белели, в мареве теперь пропали; Солнце в нём кровавое горело, хотя наутро чистое всходило, омывшись где-то в небесах, и радость вроде бы сулило, но как-то потусклей светило – света даже в полдень явно не хватало; ветер ледянистый с гор слетал, что было вовсе не обычно, и ночами стужей пронизал; плоды деревьев по ночам светиться даже перестали и песни петь – они боялись, что их станут есть.

Словом, жизнь в Долине мирной безпокойством забурлила.

А Добрёнок и Добринка в согласье с Миром жили: они любили каждый кустик, травинку каждую, цветочек, плодов не рвали, грибов не собирали, а Солнышка лучом питались и пили воду из ключа, что возле дома пробивался и радостно игрался с солнечным лучом. Когда ночь наступала, пичужки и зверушки к ним прилетали, прибегали и лаской окружали, а брат с сестрёнкой радость им горстями раздавали (колодец сердца их бездонным был), и рот не закрывался у детей, а сам собою пел, и рядом с ними всё начинало петь и веселиться. Но Добрёнок и Добринка всё примечали: и неба хмарь, и Солнца диск багровый и печальный, и тихий рокот волн в Быстринке, и взрослых озабоченные лица, понурые их спины, печальные глаза, что бегали туда-сюда, как будто бы ища, куда от бед грядущих им укрыться, что с Запада зловеще нависали над страной.