Десмонд Бэгли - Высокая цитадель

— Бог мой! Старый орел собственной персоной. — И внимательно посмотрел на старика.

— Да, сеньор О'Хара, — прошептал Агиляр. — Хотя, боюсь, подбитый орел.

— Что все это, черт возьми, значит? — проворчал Пибоди. — Что в нем такого особенного?

Виллис неприязненно взглянул на Пибоди и встал.

— Я бы, конечно, так не стал говорить, — сказал он. — Но хотелось бы действительно узнать побольше.

О'Хара сказал:

— Сеньор Агиляр был, вероятно, лучшим президентом этой страны до того момента, как пять лет назад не произошел военный переворот. Он был на волоске от расстрела.

— Да, генерал Лопец всегда был скор на руку, — согласился Агиляр, слабо улыбнувшись.

— Вы, значит, считаете, что все это — эта заварушка, в которой мы оказались, — организована нынешним правительством, чтобы поймать вас? — Голос Виллиса звучал резко и недоверчиво.

Агиляр покачал головой и хотел что-то сказать, но девушка вновь прервала его:

— Успокойтесь, вам нельзя утруждать себя. — Она умоляюще посмотрела на О'Хару. — Не задавайте ему вопросов, сеньор. Разве вы не видите, что он болен?

— А могли бы вы говорить вместо него? — мягко спросил Форестер.

Она обернулась к старику, и тот согласно кивнул.

— Что вы хотите знать? — спросила она.

— Что делал ваш дядя в Кордильере?

— Мы прибыли, чтобы восстановить в этой стране законное правительство, — сказала она. — Мы прибыли, чтобы вышвырнуть отсюда Лопеца.

О'Хара издал короткий смешок.

— Вышвырнуть Лопеца? Ничего себе! Старик и девушка собираются вышвырнуть человека, за плечами которого целая армия. — Он недоверчиво покачал головой.

Девушка вспыхнула.

— Что вы знаете об этом? Вы же иностранец. Вы ничего не знаете. С Лопецом покончено. Это понятно всем в Кордильере. Даже самому Лопецу. Это жадный, развращенный человек, и страна уже сыта им по горло.

Форестер провел рукой по подбородку.

— Может, она и права, — сказал он. — Положение Лопеца действительно шаткое. Дунь, и он повалится. За пять лет своего правления он довел страну до ручки, выжал из нее все, что можно, а в швейцарском банке накопил столько денег, что хватит на две жизни. Если дело дойдет до открытого столкновения, я не думаю, что он будет рисковать. Он попросту удерет. Он, разумеется, богатство и спокойствие предпочтет власти и опасности быть убитым каким-нибудь студентом, любителем пострелять.

— Лопец довел Кордильеру до нищеты, — сказала девушка и, гордо подняв голову, продолжала: — И когда мой дядя появится в Сантильяне, люди восстанут, и с Лопецом будет покончено.

— Это вполне вероятно, — согласился Форестер. — Народ любил вашего дядю. Я полагаю, вы подготовили почву для его прибытия?

Она кивнула:

— Демократический комитет борьбы все подготовил. Все, что теперь нужно, — это чтобы дядя появился в Сантильяне.

— А он туда может и не попасть, — сказал О'Хара. — Кто-то пытается помешать этому. Если это не Лопец, так кто?

— Коммунисты, — выпалила девушка с ненавистью. — Они не могут допустить, чтобы дядя опять пришел к власти. Они хотят Кордильеру для себя.

— Похоже на то, — сказал Форестер. — Лопец уже политический труп в любом случае. Так что остается Агиляр против коммунистов. Ставка — страна Кордильера.

— Они еще не вполне готовы, — сказала девушка. — У них нет достаточной поддержки среди населения. За последние два года они довольно искусно проникали в правительство, и если они добьются своего, то в одно прекрасное утро люди проснутся и увидят, что Лопеца нет, а на его месте коммунистическое правительство.

— Одна диктатура сменит другую, — сказал Форестер. — Неплохо придумано.

— Но сейчас они еще не готовы избавиться от Лопеца, — сказала девушка. — А дядя может разрушить их планы — он прогонит и Лопеца, и правительство. Он проведет выборы — впервые за девять лет. Вот коммунисты и пытаются помешать ему.

— Вы думаете, Гривас был коммунистом? — спросил О'Хара.

Форестер щелкнул пальцами.

— Разумеется. И это объясняет его последние слова. Он был коммунистом, сомнений нет. Латиноамериканского покроя. Когда он произнес «Вивака», то хотел сказать: «Вива Кастро!» — Его голос стал жестким. — И его дружки действительно могут быть здесь с минуты на минуту.

О'Хара вдруг резко повернулся и обратился к Родэ:

— А какова ваша роль, сеньор Родэ?

— Все в порядке, сеньор О'Хара, — сказал Агиляр слабым голосом. Мигель — мой секретарь.

Форестер оценивающе окинул взором фигуру Родэ.

— Скорее уж ваш телохранитель.

Агиляр сделал рукой жест, словно говоря — какая разница? и Форестер спросил:

— А почему вы обратили на него внимание, О'Хара?

— Не люблю людей с пистолетами, — коротко отрезал О'Хара. — Особенно тех, кто может оказаться коммунистом. — Он обвел взором помещение сарая. — Хорошо. Есть еще джокеры в колоде? Что вы о себе скажете, Форестер? Я вижу, что для простого американского бизнесмена вы неплохо разбираетесь в местной политике.

— Не говорите глупостей, — сказал Форестер. — Если бы я не разбирался в местной ситуации, моя корпорация давно бы избавилась от меня. Наши дела в немалой степени зависят от того, какое здесь правительство, и не дай бог, если в Кордильере к власти придут коммунисты.

Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку, которую и передал О'Харе. На ней значилось: Раймонд Форестер, торговый представитель корпорации Ферфилд в Южной Америке.

О'Хара, возвращая карточку, спросил:

— Гривас был единственным коммунистом на борту? Я вот что имею в виду: когда мы садились, кто-нибудь из пассажиров как-то специально заботился о своей безопасности?

Форестер задумался, потом, покачав головой, сказал:

— Нет, кажется, для всех это было полной неожиданностью. — Он посмотрел на О'Хару одобрительно. — В настоящих обстоятельствах такой вопрос очень уместен.

— Что касается меня, — вдруг взорвалась мисс Понски, — то я не коммунистка. Одна мысль об этом…

О'Хара улыбнулся.

— Извините, мисс Понски, — сказал он подчеркнуто вежливо.

Родэ, склонившийся над миссис Кофлин, встал и сказал:

— Она умирает. Она потеряла много крови, у нее шок. Кроме того, на нее смертельно действует высота. Нужен кислород. Без него она обязательно умрет. — И сеньору Агиляру нужен кислород, он в тяжелом состоянии. — Он обвел всех взором. — Нам надо спускаться с гор. Нельзя оставаться на такой высоте.

О'Хара тоже чувствовал себя скверно. Страшно болела голова, колотилось сердце. Он долго жил в этой стране и знал, что такое «сороче» — высотная болезнь, и каковы се последствия. Разреженный воздух, кислородное голодание могли убить ослабленный организм. Он сказал:

— В самолете были баллоны с кислородом. Может, они сохранились.