Десмонд Бэгли - Письмо Виверо

— Принято, — сказал Дейв.

Я спросил:

— Как долго ты намерен удерживать у себя поднос?

— Если хочешь, можешь забрать его хоть сегодня. А вот дробовик Боба я должен пока оставить у себя, дело еще не закрыто.

— Это не беда. Я подъеду к тебе забрать поднос. Ты можешь оказать мне услугу, Дейв? Фаллон будет вынужден объяснить тебе, кто он такой и чем занимается, не позволишь ли ты мне ознакомиться с этими сведениями? Мне хотелось бы знать, с кем я имею дело.

— Мы полиция, а не частное сыскное агентство. Хорошо, я сообщу тебе то, что смогу, если это не будет противоречить правилам.

— Спасибо, — сказал я и повесил трубку.

Несколько минут я неподвижно просидел за столом в глубокой задумчивости, а затем достал бумаги, относящиеся к реорганизации фермы, чтобы подготовиться к битве с Джеком Эджекомбом. Но мой мозг на самом деле был занят совсем не этим.

Позднее этим днем я заглянул в полицейский участок, чтобы забрать поднос, и Дейв Гусан, увидев меня, сразу же проворчал:

— Хорошенького же подозреваемого ты нам подкинул.

— С ним все в порядке?

— Он чист, как стеклышко. Он не мог находиться возле твоей фермы в пятницу вечером. Четыре человека подтвердили это — троих из них я знаю, а четвертый мой личный друг. Все же я не виню тебя за то, что ты послал его к нам — нельзя пройти мимо подобного совпадения. — Он покачал головой. — Но тут ты попал пальцем в небо.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он взял со стола пачку телеграмм и помахал ими перед моим носом.

— Мы проверили его — это телексы, полученные из Ярда. Выслушай это и постарайся сдержать слезы. Джон Нисмит Фаллон родился в 1908 году в Массачусетсе, получил хорошее образование — закончил Гарвард и Геттинген, продолжил обучение в Мехико.

Он археолог со всеми буквами алфавита после своего имени. В 1936 году его отец умер, оставив ему более 30 миллионов долларов, состояние, которое ему с тех пор удалось удвоить, таким образом, он не утратил семейного таланта делать деньги.

Я отрывисто рассмеялся.

— И я спрашивал его, считает ли он себя богатым человеком! Его увлечение археологией на самом деле так серьезно?

— Он не дилетант, — ответил Дейв. — Ярд справлялся о нем в Британском Музее. Он один из ведущих специалистов в своей области, которой являются археологические исследования в Центральной Америке. — Он порылся в бумагах. — Его работы публиковались во многих научных журналах — последняя называлась «Некоторые аспекты исследований календарной глиптики Дзи… Дзиби…» Я могу произнести это только медленно… «Дзибильчальтан». Бог ты мой! Он занимается вещами, названия которых я не могу даже выговорить! В 1949 году он основал Археологический фонд Фаллона в десять миллионов долларов. Он мог себе это позволить, поскольку, по-видимому, владеет всеми нефтяными скважинами, которые упустил из своих рук Поль Гетти. — Он бросил бумаги на стол. — Вот какой твой подозреваемый в убийстве.

Я спросил:

— А как насчет Халстеда и Гатта?

Дейв пожал плечами.

— Что насчет них? Халстед, разумеется, тоже археолог. Мы не копались в его прошлом слишком глубоко. — Он улыбнулся. — Нечаянный каламбур. Гатта еще не проверяли.

— Халстед был одним из студентов Фаллона. Фаллон его не любит.

Дейв приподнял брови.

— Играешь в детектива? Послушай, Джемми, что касается меня, то я нахожусь в стороне от расследования настолько, насколько это возможно для офицера полиции. Это значит, что я не занимаюсь им специально. Все, что я знал, передано мною в Лондон вышестоящим полицейским чинам, теперь это их дело, а я просто мальчик на побегушках. Позволь мне дать тебе один совет. Ты можешь делать какие угодно предположения, от них никому не будет вреда, только не пытайся переходить к действиям, как какой-нибудь испеченный на скорую руку герой детективного романа. В Скотланд-Ярде работают совсем не дураки, они способны сложить вместе два и два гораздо быстрее, чем ты, у них есть доступ к большому количеству источников информации, и они имеют мускулы, которые способны напрячь, если решат перейти к действиям. Оставь это профессионалам, Роджера Шеррингхема или Питера Уимсиса не существует в реальной жизни.

— Не будь таким назидательным, — сказал я мягко.

— Я просто не хочу, чтобы ты делал из себя идиота. — Он поднялся. — Поднос у меня. Он в сейфе.

Он вышел из офиса, а я взял в руки отчеты из Скотланд-Ярда и занялся их изучением. В них было достаточно много разного рода деталей, но все более или менее сводилось к тому, что рассказал Дейв. Казалось совершенно невозможным, чтобы такой человек, как Фаллон, имел что-то общее с мелким преступником, подобным Нискеми. И все же существовал поднос — они оба интересовались им, так же как Халстед и Гатт. Четыре американца и один поднос.

Вернулся Дейв, неся его в своих руках. Он положил поднос на стол.

— Тяжелый, — сказал он. — Должен стоить большие деньги, если это на самом деле золото.

— Так и есть, — сказал я, — Но не совсем чистое.

Он постучал по дну подноса ногтем указательного пальца.

— Это не золото — скорее похоже на медь.

Я взял поднос и внимательно осмотрел его, возможно, первый раз за последние двадцать лет. Он имел форму круга диаметром примерно пятнадцать дюймов; по всему краю его окружал орнамент шириною в три дюйма, составленный из сложного переплетения виноградных листьев, сделанных из золота, а центральная часть, диаметром девять дюймов, была покрыта слоем полированной меди. Перевернув поднос, я обнаружил, что обратная сторона выполнена из массивного золота.

— Тебе лучше это завернуть, — сказал Дейв. — Я поищу какую-нибудь бумагу.

— Вы фотографировали его? — спросил я.

— Еще бы. Во всех возможных ракурсах.

— Как насчет того, чтобы позволить сделать несколько отпечатков?

Он, казалось, обиделся.

— Ты, наверное, думаешь, что полицейские это особый вид сторожевых собак для Джемми Уила. Это не так. — Он покачал головой. — Мне очень жаль, Джемми, но негативы отослали в Лондон.

Порывшись в шкафу, он отыскал старые газеты и начал заворачивать поднос.

— Боб всегда пользовался своей собственной лабораторией. Ты найдешь дома все необходимое для того, чтобы сделать свои собственные снимки.

Это была правда. Мы с Бобом в юношеские годы увлекались фотографией, он в большей степени, чем я. Он сохранил свою привязанность, а я забросил это занятие после того, как уехал из дома, чтобы поступить в университет, но мне казалось, помнил еще достаточно для того, чтобы самостоятельно сделать снимок, проявить пленку и напечатать фотографии. Мне не хотелось поручать это кому-либо еще. Принимая во внимание большое значение, которое Фаллон придавал исследованию подноса, я решил не выпускать его из рук.