Dan Wade - True Romance

– Ему девушка отказала, не обращайте внимания на его пессимизм, – сказал Дэвид, обращаясь ко всем собравшимся в гараже у Джеффа Холлиса, недавно перебравшегося к нам с семьёй из неведомой Манитобы.

– В доступе к телу? – тут же загорелся темой Джефф.

– Встречаться, – огрызнулся я.

– Ну и что? – наивно спросил Джефф.

Я закатил глаза.

– Вашу мать!

Разговор зашёл в тупик.

Я подумал, что мы, сидящие на пластиковых стульях тесным кругом в пустующем сейчас гараже Джеффа, очень даже смахиваем на местный клуб анонимных алкоголиков.

Дэвид только что обрисовал всем нам пьянящее туманное будущее, сотканное из воздушных замков.

Потенциальные члены группы подобно мне были в сомнениях.

Дэвид собрал несколько старшеклассников Риджмонта, прилично умеющих лабать на инструментах – по крайней мере, кровь из ушей не фонтанировала, но никто из нас не был музыкантом от бога. Кроме меня, я сызмальства теребил струны – только держись.

Но слишком хорошо всё звучало на словах, чтобы оказаться таковым на деле. Дэвид рассуждал как ребёнок. Слишком наивно. Ему не хватало критического взгляда. Впереди пока что были лишь тернии, и ничего более.

Зная же Дэвида с самых малых лет, я тогда был уверен, что он сдрейфит и сольётся через пару часов после первой же препоны на нашем пути к богатству и славе. И эти вот обстоятельства – его непостоянство, его мимолётная увлечённость и слабость духом – меня смущали больше всего.

Я всё никак не мог взять в толк, почему он так рассуждает об этом, почему настолько уверен в успехе, будучи при этом форменным раздолбаем, который никогда ничем и подолгу не занимался?

Несколько лет спустя, я услышал, что это подобно падению при алкогольном опьянении – когда тебя не держат ноги, и ты падаешь на заблёванную землю, ты не переживаешь, что испачкаешь одежду, и не боишься, что сломаешь пару конечностей – ты расслаблен, твои мышцы ненапряжены, ты вообще ни черта не соображаешь, ты просто напился до зелёных чертей – именно потому ты не чувствуешь боли, получаешь меньшие повреждения и даже не делаешь лишних телодвижений, благодаря чему и не оказываешься в самом центре зловонной гущи. Ты не рассуждаешь о предстоящем, не анализируешь все детали и вообще не задумываешься – просто вдруг падаешь. И потому-то легко отделываешься. Словом, меньше деталей – меньше заморочек, больше шансов на успех. Именно потому у раздолбаев-мечтателей и этих самых шансов больше, чем у людей, досконально обдумывающих всё, что только можно обдумать.

В пылу страсти кузен забывал о практических трудностях, этом, увы, неизбежном атрибуте любого начинания. Мечтать здорово, это и в самом деле нужно (иначе к чему вообще стремиться и для чего вообще жить?), да вот только суровая реальность имеет такую черту – без предупреждения и прикрас вырывать из грёз и опускать на тленную землю, напоминая о том, что жизнь – это тебе не двойная радуга, растущая из горшочка лепрекона да рвущаяся в беспредельную высь, а штука крайне непростая и многогранная. Понимание этого приходит с опытом. Но, с другой стороны, если размышлять над каждой мелочью, что, вероятно, станет преградой на пути к мечте, то можно весь отпущенный тебе срок купаться в тёплых грёзах, так и не претворив и не воплотив в жизнь ни одну из них.

Качественные демо, ушлые продюсер и менеджер, контракт с рекорд-компанией, мультиплатиновые альбомы. Вот чем грезил Дэвид.

Обивание порогов студий, выслушивание нелицепрятных высказываний от слушателей, пресмыкание перед крутыми дядями-продюсерами, затраты на маркетинг альбомов из своего худого кошелька, а если всё выгорит и выстрелит, то последует постоянная работа – в студии или на гастролях в туре, огромное давление и внимание со стороны фанов и прессы, и как следствие этого – разного рода зависимости. Вот о чём мой незабвенный родственничек даже не задумывался ни на секунду. Но не я.

Джефф хотел ещё что-то добавить, но в последний момент, видимо, передумал и на мгновение застыл с полуоткрытым ртом и поднятым указательным пальцем. Спустя, опять-таки мгновение, он, поняв, что, должно быть, глупо выглядит со стороны, покачал головой и вернулся на исходную. Чэд и Алекс, ожидавшие от него чего-нибудь путного и по делу, сникли.

– Почему я вас вообще уламываю? – в недоумении развёл руками Дэвид, вновь взяв инициативу в свои руки. – Любые другие бы с полпинка замутили банду, а вы всё думаете о неприятных мелочах, которых ещё и в помине нет, и, может, даже и не случится! Мыслите позитивнее! Особенно ты, Пит! Чем меньше будем зацикливаться на мелочах, тем лучше всё выйдет – вот увидите! Ну? – он встал, открыл дверцу холодильничка, выудил из его недр банку колы и обернулся к нам. – Кто со мной?

Энтузиазм Дэвида всё же был заразителен.

– Вообще-то, на самом деле, нет никаких предпосылок облажаться, – поддержал его наш интеллектуал Алекс. – Играть мы умеем, и даже на любительской записи будем звучать прилично. Лично у меня есть несколько текстов, и, я так понимаю, темы для песен всяко найдутся, – он покосился на меня. – Любовные п###острадания всегда находят отклик у юных девочек.

– А пошёл бы ты! – наигранно-злобно отмахнулся я.

– Но это же золотая жила! – воскликнул он. – Правда!

– Ой, всё! – я уселся и скрестил руки на груди.

– Не обращайте внимания, он шутит, – сказал Дэвид.

– Точно, это сногсшибательная шутка, видите же – даже меня ноги не держат, потому и сижу, иначе бы давно отвесил кое-кому пару тумаков, – ещё немного и я готов был сорваться на неконтролируемую ругань.

– Глэмеры продали херову тучу альбомов, ведущими синглами [41] Сингл – в современном понимании это трек, выпускаемый для разжигания интереса к предстоящему альбому исполнителя. на которых были любовные баллады, – словно оправдываясь передо мной начал Алекс. Я не дал ему закончить:

– Да насрать.

– Чёрт, Пит! – воскликнул Дэвид.

– Ты говоришь о глэмерах, да? – не обращая внимания на кузена, обернулся я к Алексу. Он кивнул. Я обвёл взглядом всех вокруг. – Ну хорошо. Предположим – вот просто представим себе – что мы чего-то да достигли. Ага?

Все начали представлять.

– Я так привык к твоему нытью за последние несколько часов, что ты и вообразить себе не сможешь, Пит, как ты меня ошарашил, – протянул Дэвид, машинально убирая колу обратно. – Ну, продолжай.

– Мы добиваемся богатства и славы. Но вот мы на вершине. Жанр понемногу иссякает. Что мы будем делать?

Все переглянулись.

– В середине восьмидесятых никто из глэмеров и предположить не мог, что лишь через несколько лет жанр загнётся. На смену пришёл гранж. Не последние гвозди в гроб глэма забили сами музыканты, – я посмотрел на Алекса. – В том числе и приевшимися всем балладами и любовными соплями. Рано или поздно всё достигает своего апогея. Мы достигнем – не сомневайтесь. Как и все. Что мы сделаем после? Сменим звучание? Продадимся рекорд-компаниям и потеряем фанатов? Останемся и будем гнуть свою линию, наблюдая, как на наши выступления приходит всё меньше обрюзгших пузатых мужиков?