Евгений Петропавловский - Гроб из Екатеринодара

Через час над Скрыбочкиным уже произносили вудуистские заклинания и вливали ему в горло особую настойку, чтобы запрограммировать зомби на убийство. А он лежал с лицом, налитым бледной кровью, прислушивался к бродившим по изнанке памяти чужим голосам и не выказывал воли к продолжению жизни. Всё у него внутри было неподвижное, словно ватное. Состояние, мягко говоря, на любителя. Однако полковник Скрыбочкин не жаловался. Да и не смог бы он пожаловаться, даже если б очень захотел, ибо его организм продолжал оставаться в полупьяном-полупарализованном образе, из которого не каждому дано воротиться к своему прежнему имени, не говоря уже обо всём остальном.

На следующий день, будучи проездом в Екатеринодаре, по неизвестной причине скончался гаитянский посол. Никто не знал, что после его вскрытия преступникам удалось подменить покойника, и вместо означенного посла в Порт-о-Пренс экстренным рейсом вылетел гроб, содержавший внутри ни в чем себя не подозревавшего Скрыбочкина.

***

Это произошло в президентском дворце.

Никто даже не успел ничего толком сообразить, столь неожиданным и противоестественным оказался разворот событий.

Президент пожелал лично присутствовать при вскрытии гроба. Когда с того сняли тяжёлую крышку, действительность в уме Скрыбочкина прорвала плотину сна, поначалу окутав полковника приятным запахом древесины и увядающих цветов, а через мгновение сгустившись и захлестнув его воображение мрачным светом чуждого мира. Который, со своей стороны, содрогнулся. И было от чего! Ведь даже на Гаити не каждый день из тёмного гробового небытия выскакивает громогласный покойник – и, потрясая недвусмысленными кулаками, бросается на собравшуюся вокруг него траурную общественность.

– Зомби! – угадливо прошелестело в президентской свите.

Сановники бросились врассыпную, увлекая прочь своего патрона. Охрана припустила наутёк следом за ними, теряя оружие, потому как стрелять в потустороннего пришлеца всё равно бесполезно.

До самого буфета преследовал Скрыбочкин этих наглых чернокожих клоунов, которые столько времени продержали его взаперти. А затем отстал по причине оборвавшихся штанов. Тогда он снял с себя оставшуюся после похорон траурную ленту с золотистой надписью: «Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников» – и, подпоясавшись ею, обозрел содержимое буфета.

Оно Скрыбочкина вполне удовлетворило.

И полковник решил остаться.

…Президентской выпивки хватило до утра. После чего Скрыбочкин с сожалением покинул дворец – миновал площадь Лувертюр и, шатаясь среди ужаса и разбегавшихся прохожих, углубился в трущобы Порт-о-Пренса.

***

Город пришёлся полковнику Скрыбочкину по душе. Правда, население Порт-о-Пренса было исключительно тёмной масти, однако он знал, что далеко не у каждого человека нутро имеет тот же цвет, каким природа вымазала его снаружи, оттого не тратил опаски на эту второстепенную особенность местного колорита. Вот если б у окружающих не имелось вовсе никакого цвета – тогда другое дело. Но раз до подобного пока не дошло, то можно было продолжать жить и двигаться, и дышать полной грудью, и получать посильные удовольствия в меру потребностей организма.

Нет, никто не встречал здесь Скрыбочкина с распростёртыми руками, чтобы душить в объятиях, никто не подступался к нему с радостными поцелуями или хотя бы со словами скупых приветствий. Наоборот, едва он заходил в любой подвернувшийся на пути бар или ресторан, как все, включая хозяев, с криком: «Зомби!» – испарялись оттуда. Понятно, платы ни за что не требовали. Это не способствовало внятности мира и не могло вызвать даже намёка на трезвость. Оттого Скрыбочкину не приходило в ум осознавать нелепость происходящего.

Полковник прекрасно чувствовал себя на новом месте, которое он занял хоть и не по собственной воле, но – как ему представлялось – вполне удачно. Единственный отрицательный фактор заключался в наплывавших иногда моментах крайнего затемнения, когда люди, предметы, улицы, дневные и ночные светила – все объекты, до коих можно было дотянуться зрением – ненадолго утрачивали свои имена, а потом вновь обретали их, правда в искажённом, как бы полурастоптанном виде. И Скрыбочкину мнилось, будто он сам тоже неправильно скроен и отродясь не являлся своим первоподобием, даже в прошлых жизнях. Будто кто-то другой, тихий и шустрый, обогнал его, обокрал и скрылся без следа и надежды на обратный ход несвободного случая. Зато в минуты кратковременной членораздельности ощущений полковник понимал себя так, словно у него после муторной репетиции началась настоящая дорога к счастью, ровная и широкая, среди которой ему надо скорее осваиваться всеми органами чувств, и для этого следует постараться как можно крепче забыть своё прошлое существование, пусть и привычное, но непростое, полное опасностей и невыполнимых побуждений. А значит, надо забыть и себя самого, недостаточного во многих отношениях, дабы превратиться в кого-то иного, лёгкого душой и полного неправдоподобного света.

И всё же действительная жизнь порой вносила помехи в его разноречивые грёзы. Так однажды в Скрыбочкина пытались стрелять. Это случилось, когда полковник устал закусывать духовитый гаитянский ром одними сырыми бананами и захотел хотя бы жареного картофеля. Изъяв на кухне закусочной «Чёрный Жак» обширную сковороду, Скрыбочкин укрыл её за пазухой и вышел на враз опустевший бульвар Жан-Жак Дессалин ловить таксомотор, чтобы добраться до базара. Но такси шарахались, и неизвестно, чем было б ехать, однако в конце концов полковнику удалось задержать асфальтовый каток – по причине его тихоходности и бегства водителя. На упомянутом транспортном средстве он и двигался прямиком сквозь дома и клумбы, когда вдруг наперерез выскочил начальник городской полиции – генерал Туссен Крантэ – и выпустил в зомби полную обойму из своего «кольта-44».

– Што же ты творишь, гадюка черноротый? – удручённо взревел Скрыбочкин, стараясь вырулить катком на генерала, которого от такой встречи с потусторонней силой бросало то в жар, то в холод, и он из-за дрожания пальцев никак не мог перезарядить табельное оружие. – А ну хватит распрю разводить! Увсю сковороду мне поцарапал, чучело кривоглазое!

Туссен Крантэ не понимал по-русски и лишь чудом спроворился спастись бегством, убежденный теперь, что этому мертвецу покровительствует сам вудуистский бог войны Огум Фераи…

В итоге базар и картофель остались недостижимыми, ибо между руганью давно раздваивавшийся в собственных глазах Скрыбочкин совершил наезд на невесть по каким делам ползшего через дорогу гигантского крокодила. Каток совершил непредвиденное наклонное усилие и опрокинулся… Выгребая из карманов стеклобой, Скрыбочкин приблизился к извивавшемуся в агонии чудовищу. Он не знал, что этот крокодил считался здесь злым духом, так как регулярно являлся в город, чтобы сожрать кого-нибудь из жителей.