Алексей Ефимов - Что не убивает

Девочка кивнула, довольная, робко улыбнулась и, потупив взгляд, придвинулась ближе к матери.

Кира тоже присела на корточки:

– Привет, красавица. Я Кира. Мы с дядей Сашей едем далеко-далеко, во Владивосток, в волшебный город у моря. Хочешь подарок оттуда?

– Тоже волшебный? – спросила девочка.

– А что бы ты хотела?

– Новые ушки.

Кира вздохнула:

– Золотце мое, ушек там нет.

Девочка тоже вздохнула:

– Ладно. Тогда Фёрби, он громкий, веселый, я буду с ним разговаривать. А то я прошу, а мама не покупает, а папы у нас нет.

– Кто такой Фёрби?

– Домашний питомец, – сказал Саша. – Прикольный. Как живой. Болтает по-тарабарски, танцует под музыку, любит щекотку.

– Отлично. Значит, Фёрби. Будешь с ним дружить.

– У меня будет Фёрби! – Маша подпрыгнула от радости. – Мамочка, слышишь?

– Да что вы, нет! – мама замахала руками и прибавила вполголоса: – Он дорогой. Купим бэушный.

– В волшебном городе игрушки бесплатные, – улыбнулась Кира. – Скажете адрес?

Несколько минут мама сопротивлялась, отказывалась, даже немного злилась, то ли на них, то ли на себя, – но в конце концов сдалась и назвала адрес. «Безумие», – прибавила она.

– Мы безумцы, да, – сказал Саша. – Какой нормальный поедет автостопом во Владик? Но, знаете, быть безумным здорово, это освобождает от необходимости быть правильным и скучным, от избытка здравого смысла.

Мама девочки смотрела на них расширившимися глазами, словно пытаясь понять, не в самом ли деле у них проблемы с головой.

Саша улыбался. Смотрите, смотрите внимательней. Еще вчера мы жили в Москве, играли свои роли, но сегодня все изменилось. Сегодня мы временные безумцы, вставшие на путь длиной в девять тысяч километров, и не каждый поймет нас, но зачем нам быть понятыми? Мы сами по себе. Наш девиз – «Поставив цель, не оглядывайся и не ищи одобрения – иди к ней».

Вернулась Юля.

Она вышла из подъезда с большой картонной коробкой, держа ее перед собой и выглядывая из-за нее. Саша поспешил к ней на помощь. Подхватив коробку, он удивился. Не меньше десяти килограммов.

– Ого! Деньги? – пошутил он

– Лучше. Листовки для благотворительной ярмарки в Нижнем. У знакомой здесь типография, она печатает их без наценки. Мир не без добрых людей.

Пока грузили коробку в машину, Кира прощалась с Машей:

– Через месяц жди Фёрби. Он приедет к тебе с другого конца страны, представляешь? А ты чаще улыбайся, и все мечты сбудутся. Ладно?

Девочка кивнула.

Потрепав ее по волосам и улыбнувшись матери, все еще не пришедшей в себя, Кира села в машину.

– Надо записывать, что кому обещали, – сказала она, – парню на «Крузере» – фото из Владика, девочке – Фёрби.

– Я тоже хочу ваше фото из Владика, на фоне Русского моста, – сказала Юля, трогаясь с места. – Для мотивации. Как насчет блога в соцсетях, о вашем путешествии? Чтобы читать, лайкать, вдохновляться.

Саша и Кира переглянулись.

– Мы подумаем, – сказала Кира.

– Мне не нравится жить за стеклом, – сказал Саша. – Потом напишу книгу.

– Супер! – сказала Юля. – Ловлю на слове. С тебя книга с автографом.

– Пока пишется, можешь прочесть написанные.

– С удовольствием!

Вот он, миг маленького тщеславия, сладкий, с привкусом смущения, с теплыми мурашками на коже.

– Пришлю, если скажешь адрес. Два романа.

– Ух ты! О чем они?

– О поисках смысла.

– И в чем же смысл? Можно спойлер?

– В том, чтобы вносить свой вклад в выживание человечества. Каждый вносит его по-своему, поэтому некоторым кажется, что их смысл правильный, а смысл других – нет. Они не видят общей картины сверху.

– Не всем это надо, – сказала Кира. – Зачем? Можно просто рожать детей и не париться. Отличный вариант.

– Прекрасный. Если у одного один ребенок, а у другого – трое, то за следующие сто лет у второго будет на шестьдесят человек больше потомков, чем у первого, при средней рождаемости в два ребенка. Вот что нужно природе.

– Сел Саша на конька и поскакал, – сказала Кира с улыбкой.

– Наша природа обманывает нас, толкая к главной цели. Мы и есть природа, то есть это самообман. Мы много чего хотим, но для чего? Ради счастья? Нет. Природа не хочет счастья. Она хочет стремления к счастью. Только так будет движение вперед. Ей не нужны расслабленные и счастливые. Ей нужны деятельные и в меру несчастные. Цель одна. А главная хитрость – любовь, самая сладкая конфетка.

– Циник ты мой, – сказала Кира.

– Я дарвинист, ницшеанец, макмерфианец. Ах да, и романтик.

– Что такое макмерфианец? – спросила Юля.

– Читала книгу «Пролетая над гнездом кукушки»?

– Поняла, – кивнула Юля. – Хорошая книга. И фильм.

– Мы пробуем , прямо сейчас, в нас бродит закваска. В Кире, в тебе, во мне. Чувствуете?

Юля кивнула. Кира – тоже.

– Так что там насчет любви? – спросила Юля. – Что скажешь, дарвинист и романтик?

– Мы знаем, для чего любовь, отчего, но с удовольствием играем в романтику. Нет, даже не играем. Все по-настоящему. Как это сказать?.. Это вшито в нас, весь механизм, за миллиарды лет эволюции. Поэтому мы здесь. Живут не ради любви, а из-за любви, но считают, что – ради. Впрочем, если поэт скажет, что смысл жизни – в любви, то будет по-своему прав. Нет противоречия между дарвинистами и романтиками.

– Давайте просто любить и заниматься сексом, не будем много думать, – сказала Кира. – Этого хочет природа? Дадим ей это. Будем самообманываться с удовольствием.

Придвинувшись к Саше, она поцеловала его, по-взрослому, глубоко, без стеснения.

Он ответил ей.

Юля улыбалась, наблюдая за ними в зеркало заднего вида.

Кира права.

Счастлив тот, кто умеет жить просто. Умножающий знание умножает печаль – прав был автор книги «Екклесиаст». Но как иначе? Не знать? Не видеть? Он так не хочет. Но и не хочет быть скучным профессором, исследующим самого себя по живому, сухо и скрупулезно. Он хочет быть влюбленным и окрыленным, в меру безумным. Хочет хотеть. Хочет быть человеком. Когда внизу тлеет жар и тепло льется по телу, сладострастное, скрытое под кожей и мышцами, – он человек. Тестостероновые волны накатывают изнутри, каждая следующая выше предшествующей, и он встречает их у скал, напитываясь энергией из древних источников, самец из рода людей. Это всего лишь гормоны, химические соединения в ничтожно малых количествах, воспетые тысячами счастливых и несчастных поэтов, – какое это имеет значение? Даже скучному профессору нужен оргазм, а то и любовь, а он, Саша, – не скучный профессор. Нет, он не идеализирует любовь, источник которой в инстинкте, он не пылкий юноша с томиком Пушкина в рюкзаке, но он человек и он любит любить и жить в гормональных грезах. Любовь – это любовь, и точка. Наука и так забрала у людей слишком много, оставив их один на один с материальным миром без бога, на крошечной планете, затерянной в космосе, без понимания смысла жизни и с теорией Дарвина взамен. Пусть останется хоть что-то, не оскверненное научным подходом.