Михаил Морозовский - Задание на лето. Книга первая

Лещ висел на палке, положенной на Мишкино плечо, хвост его волочился по пыльной тропинке. Крупная чешуя прилипла к штанам, мокрой рубахе, лицу…

– О, какая крупная чешуя у деда на спине. Почему у деда на спине чешуя?!

– Всё, Мишаня, пришли, – дед остановился, тяжело дыша.

– Один донесёшь?

– А то, я сильный! Что тут осталось… Два шага…

– Енто мне два шага, а тебе без малого полтора километра…

– А рыба?!

– А рыба твоя, ты поймал, значится и твоя. Неси на кухню…. А я домой, устал трохи чегой-то… Ну, давай, не стой, вона как солнце-то ужо село. В лесу быстро темнет. Блукать начнёшь…

– Не, деда, я напрямки! – весело вскрикнул Мишка.

– Да ты не кричи. А напрямки не ходи, не доташыш по кустам-то, да по папоротнику. Ентой тропой ступай. Чуть длиннее будет, да сподручней. Зелёную дорогу знашь?!

– А то!

– Да не кричи ты! Вот на неё и выйдешь, а уж по ней и по темну доберёшься. Али у меня переночушь?

– Не, я мигом, – уже отбегая, крикнул Мишка, но тут же остановился, обернулся…

Дед медленно-медленно поднимался по скрипучим ступенькам старого крыльца…

– Спасибо, дед!

Дед, не оборачиваясь, махнул рукой, и отрыл незапертые двери…

6.

На дачу Мишка добрался поздним вечером. Группы уже поужинали, и в столовой прибирались нянечки. На кухне горел свет. Последнюю сотню метров рыбину тянул волоком, отбросив палку – тащить на плече не было сил. Рядом с кухней грузовичка, что возит продукты, не оказалось, а, значит, матери может и не быть. Она последние два дня ездит в город вместо болеющего завхоза.… Жаль, а как хотелось ему показать ей вот этот первый его настоящий улов.

К входу на кухню ведёт с десяток высоких ступенек, и Мишке кажется, что они сегодня выше обычного. А рыбина стала что-то ещё тяжелей. Она уже больше не блестела, была вся в пыли и песке, старых сосновых иголках и уже больше не казалось такой большой и красивой… Из кухни выскочил и быстро сбежал по ступенькам аккордеонист, высокомерный, низенький, толстый мужчина с пролысиной на голове. Он даже не остановился и не взглянул на рыбину. Суетливо засеменил в сторону хозяйственного двора, что-то насвистывая на ходу.

Мишка сел на последней ступеньке, втащил и положил рыбину рядом с собой и понял, что больше и шага сделать не может.

– А ещё этот музыкант, слепой очкарик, даже не заметил, даже не помог… Кому она нужна такая грязная, с облезшим хвостом?

Грязная рыбина сливалась в темноте с коричневой краской потёртых ступенек и теряла с каждым мгновением свои очертания и размеры.

– Никому она не нужна, – грустно подумал Мишка.

– А это кто у нас здесь сидит? Миша, ты что ли?! Опять в столовую не ходил? – последнее слово тётя Таня так и не договорила.

– Девки, гляньте, что Миша принёс. Вот это рыбина! Где ж ты её взял?!

– Где взял, где взял… Да поймал я её! – это Мишка выкрикнул уже сквозь слёзы.

– У-у, а чего плачешь-то? – утирала фартуком бегущие сами собой слёзы Михаила тётя Таня!

– Да тяжёлая она!

– Так, давай её сюда, сейчас будем жарить, а ты ступай, переоденься и умойся, вот ключ. Мама-то, видно, сегодня уж не приедет. Сам найдёшь во что переодеться, а потом уж зови друзей на угощение.

Поздно вечером на летнем столике перед кухней, на большом блюде, красовался прожаренный лещ, посыпанный зеленью… На пир Мишка пригласил всех своих друзей и тех ребят, что постарше. Сам же поднялся на второй этаж, где располагались помещения для персонала, прилёг на постель в комнате, отведённой им с матерью, и… уснул.

И снилось ему, что приехала мать, тихо входит в комнату и говорит:

– Намаялся, богатырь. Как ты рыбину-то дотащил?

И ещё кто- то:

– Да уж. И не разбудить его теперь….

А потом что-то очень тихонечко звякнуло, и запах жареной рыбы начал щекотать ноздри. Он хотел сказать, что не спит и всё слышит. Но куда-то всё проваливался и проваливался, а говорить было так лень, что даже язык не слушался…

Проснулся он рывком от того, что ему очень захотелось есть, и он вспомнил, что его ждут друзья.

Не одеваясь, выскочил из комнаты (оказалось, он её не закрыл) и босиком сбежал по крутым ступенькам. Одинокий фонарь освещал участок перед кухней, пустой участок. Он присел за столик, немного посидел. Было прохладно, и он начал мёрзнуть. Встал и медленно пошёл к себе в комнату. И только теперь он заметил, что в изголовье его кровати стоит стул, а на нём большая белая тарелка, накрытая чистым белым вафельным полотенцем.

Сидя на кровати, он уплетал большой кусок жареного леща с зеленью, куском белого хлеба и улыбался…

Луна заглядывала в окошко, плавно скользила по высокой черноте летнего неба и зажигала звёзды.

– Раз, звезда, – считал Мишка вслух. – Два, звезда, три…

А дальше он уже не считал. Дальше он уже спал богатырским сном.

Жара…

Ни ветерка…

На небе ни облачка…

Трое мальчишек, накупавшись до одури, лежат на обжигающе горячем песке и смотрят в синее-синее небо. По небу медленно движется еле заметная серебристая точка. За ней, в небольшом отдалении, возникает ровный, как по линеечке проведённый, белый след, который там вдалеке уже растекается, как чернила на промокашке. Но над мальчишками след всё ещё безупречно ровный. Там, высоко-высоко, кто-то кроит необъятное небесное полотно маленькими серебряными ножницами…

1.

– А что там? – спросил неожиданно Жека.

Мишка тихонечко приоткрыл один глаз, но говорить ему было совсем неохота и он, вздохнув, так же тихонечко его закрыл.

Сашке было лень сделать и это.

Тёплый ветерок с воды хоть и обдувал тело, но жары не убавлял.

Не услышав ответа, Жека решил сам ответить на свой вопрос:

– А там Бог… И он сейчас смотрит на нас! – после этих слов Жека шумно перевернулся на живот, подставил солнцу свои круглые плечи, поставил локти на песок и обхватил мягкими пальцами круглый подбородок.

– Ну да, на твою попу Богу будет смотреть явно веселее, – пробует шутить Мишка, но и это ему делать лень.

Солнце немилосердно палит, и когда ветра нет, чувствуется, на сколько же горячим стал воздух.

– Тётка говорит: «Бог не Антошка – видит немножко».

– Ну и что твой Бог видит? – лениво спрашивает Сашка, так и не открывая глаз, но тоже переворачиваясь на живот.

– Тётка говорит, что он все наши грехи видит и потом нам по ним и воздаст!

– За них… – поправляет Сашка.

– А Жеке что «за», что «по» – всё едино, – лениво вступает в разговор Мишка и тоже переворачивается на живот, потом резко втыкает свои острые локти в песок, кладёт подбородок на расставленные в стороны ладошки, как Жека, и открывает глаза. Смотрит внимательно на Жеку.

Они лежат на песке трёхконечной звёздочкой, головами друг к другу. Ещё в начале лета Мишка предложил ложиться именно так, чтобы никому не было обидно – так ведь они все на равных, да и споров после этого больше не возникало – кому, где лежать.