Игорь Скурча - Пурэ-базелюре

Брр… Что ж такое? Василич хотел сбросить сонм своих несветлых возрастных дум, обуревавших его давеча, а тут ещё и приблудные напасти выслушивает.

Кроме того, не верил он пассажирке. Ну, обманывает – и шут с ней, но можно и как-то повеселее. Одно успокаивает – скоро ей выходить.

Не тут-то было – дорога, доселе летевшая как стрела, вдруг, словно в стену упёрлась в пробку. Всё встало, движения нет. Впереди – нескончаемая вереница тихо поуркивающих машин с горемыками-водилами, проклинающих дорожников, ремонт, и одно и тоже время, которое одни выбрали для работы, а другие – для передвижения.

У обочины стояли «шустрилы» с плакатами: «Объезд». Так окрестная скучающая молодёжь, использовала ситуацию подработать навигаторами, предлагая по обходным стёжкам-дорожкам вывести на «чистую» дорогу.

Василич не стал мешкать, «добазарился» с двумя пацанами и, свернув с трассы в заросли, увязался за маячившем впереди «Жигулёнком»-проводником. Глафира замолкла, но от неё исходило негласное благословение сией акции.

Машина запрыгала по рытвинам и ухабам. Против поднявшихся туч пыли – техасские погони за мексиканскими контрабандистами и нелегалами казались жалким киношным трюком. Продолжался аттракцион минут двадцать. Василич, вконец потерявший ориентацию во времени и пространстве, потерял и ведущих; два красных фонаря, смутно маячивших впереди, растаяли окончательно. Пришлось тормозить. Пыль, покружив, осела. Стало тихо; это Глаша, непрерывно повизгивающая и поойкивающая доселе, замолкла.

Словно продолжая цирковое шоу, перед капотом, как заправский иллюзионист, обрисовался силуэт «пацана». Василич вышел. «Пацан» показал рукой вперёд:

– По этой улице метров триста прямо, потом направо и там уже свободная трасса.-

«Навигатор» получил обусловленную плату – 500р – всё «по-чесноку». Указывая на заднее колесо, спросил:

– Похоже, ёжика раздавили? –

Какого ещё ёжика? Задняя шина была спущена более чем наполовину! Оказалась, что «ёжиками» называют здесь острые скрутки из твёрдой проволоки, которую местные «злыдни» подкидывают на грунтовку.

– Чтоб меньше пылили? -

– Зри глубже. Тут сговор с шиномонтажом, для увеличения количества клиентов. На трассе за такую выходку могут и привлечь, а в кустах… – нечего соваться.-

«Пацан» (его, как оказалось звали Жекой) сам и привёл Василича до мастерской, расположившейся (вот удача!) в ближайшем домике.

– Небось, тоже в доле сидит. – Глаша с всёпонимающей презрительной ухмылкой смотрела на проводника.

– И «ежей» этих долбанных по ходу подкидываешь, когда впереди едешь. Иначе, почему сам не напарываешься, а? Или металлоискатель вставил себе в одно место? –

Жека спокойно проигнорировал эту тираду и не спеша ретировался к своему «жигулёнку» с видом человека, так или иначе выполнившего свой долг.

Как ни странно, этот инцидент чуточку сблизил попутчиков: ощутить себя лохом – обидно, но в компании полегче.

Пришлось ждать. В мастерской возникали всякие мелкие сложности(не было света, потом сломался станок…) и, казалось, простая ремонтная операция затянулась часа на … неопределённое время. Захотелось есть – куда деваться. Вариант реализации лишь один -близкий и безальтернативный: придорожное кафе-шашлычная. Василич уже смирился с тем, что его дорожный план полетел в тартарары. Подумал, скорее, понял: он – в экстремальном шоу. Этапы такие: незнакомка на дороге, рискованный объезд и, наконец, питание в подозрительном общепите.

Хозяин забегаловки (между прочим, под вывеской «Эльбрус») – маленький юркий кавказец быстро организовал им столик под навесом, согнав с лавок заспавшихся котов.

– Хм, пока ещё бегающий шашлык? – пошутил Василич.

– Нет, нет дорогой, у меня всё по-честному. (Ну, и при чём тут честность?) Рекомендую чебуреки. –

И доверительно, как окончательный убийственный довод:

– Для себя готовил! –

Посетители не стали упираться; не было ни сил, ни охоты. Лишь Василич, продолжая полёт на возникшей волне нервной эйфории, прошипел:

– Надеюсь, повар – не суицидальщик.

Всё тот же июль, бизнес.

Пётр Иванович, когда его спрашивали, как он разбогател, отвечал так:

– Устроился в похоронное бюро и «загрОбастал» кучу «бабла». –

Шутил. Вроде и безобидно. Но свою главную шутку бережно хранил в тайне. Касалась, она, конечно же, денег. Не был Пётр Иванович на настоящий момент «денежным мешком». (Такая молва ещё вослед шелестела, что воспринималось им, как музыка). Тогда – «пузырь»? Пока нет. Но финансы поскуднели. Сей факт абсолютно не удручал пожилого бизнесмена. Даже забавлял. Ну, завышает он раз в десять свои возможности, но главное то, что верят. Приглашают в дела, и он может пригласить (и заставить потратиться!) кого нужно, слушают его совета, и всё срастается. Ведь фраза, сказанная богатеем – мудрость, но она же, из уст бедняка – несусветная чушь.

На деньги, как на липкую ленту, роями слетаются кружащиеся поблизости мухи. Ведь догадываются же поди, что чреваты эти полёты погибелью, ан не сдержать. Вот и Кирилушка прибился. «Мух-выкобенистый» – Пётр Иванович усмехнулся. Сидел он за плетённым столиком у себя в квартире на широкой лоджии, запивал зелёным чаем вишнёвое варенье из ягод урожая этого лета. Сварено-то на специальном тростниковом сахаре, ой, вкуснятина! Да, ещё, для оттенения вкуса – обезжиренный творог, который, правда, не любил и обзывал кастрированным.

Четыре дня назад Кирилл принёс деньги за проданную квартиру. Была, как оказалось, у «молодого» такая заначка, божился – последняя; мол, на чёрный день берёг. Когда-то, ещё при деньгах, прикупил её, на всякий случай, для утех и вложение всё-таки. Вот, сгодилась.

Пётр Иванович взял только 3 «ляма» на раскрутку проекта. Остальное, мол, пропорционально свои доложу. Имелась в виду банальная дачка взятки одному чиновнику. Почему дачка? А потому что слово взятка (по рассуждению Петра Ивановича)– немного не полновесное, имелись в виду, конечно же, сравнительно не кричащие суммы. Большой же куш уж извольте именовать – взята. И тогда – дача. То есть: дача взяты. Чудил старик.

Мог скосить и больше. «Молодой» не упирался. Но правила. Выработанные годами и собственным опытом.

Вот одно из ряда главных: человека можно заставить принять всё, что поначалу противно его воли. Но не сразу. Постепенно, мелкими порциями. Даже съесть дерьмо, ежели по крупинкам. Под соусом, скажем, в лечебных целях. А если приучить ещё и фиксировать каждодневные ощущения, то, вообще, наука. При противоположном раскладе, то есть если всё и сразу – тогда получается насилие. И ответ будет самым непредсказуемым: от бесполезной покорности – до агрессивного противления.