Виталий Кривенков - Мэри

Допив сок, она осторожно, надкусив краешек, оторвала верх коробки и набила туда снега, утрамбовав его, и поставила рядом с костром. Наутро снег должен растопиться и воду можно будет пить. Ну, вроде все.

– Ладно, – она подложила пару веток в огонь. – Утро вечера мудренее. – Давай-ка спать.

Мэри легла на бок лицом к костру и какое-то время просто глядела на коробку сока, пытаясь разглядеть, что написано на задней стенке. Благодаря скале, что нагревалась от огня, девочке было тепло, даже несмотря на отсутствие обуви на ногах. Вязаные носки хорошо согревали их. Томик обошел хозяйку со спины и прилег к ней вплотную, отдавая ей свое тепло в благодарность за вкусный замороженный бутерброд.

Пару раз за ночь она просыпалась от того, что начала подмерзать и подкармливала костер новыми ветками, но в итоге уснула беспечным сном, даже когда костер не горел уже три часа к ряду. Если бы не Томик, Мэри уже никогда не проснулась.

Горячий язык шлепал по лицу, выводя из глубоко сна. Мэри снился дом. И почему-то пряники, хоть Мэри их особо не любила, но сейчас съела бы их, наверно, мешок, да еще если б с маслом!.. В этом сне дома у бабушки с дедушкой над камином были развешаны рождественские носочки, набитые сладостями. Томик с красным бантиком на шее смешно танцевал на задних лапах рядом с бабушкой (во сне она была здоровой и еще более счастливой) и дедушкой возле камина, в котором трещали поленья, и из каждого уголка дома играла музыка. Мэри сидела рядом с праздничной елкой и разворачивала новогодние подарки, в которых самих подарков вовсе не было. В одной коробке был потертый значок с эмблемой «Beechcraft» – самолета родителей. В других коробках была их грязная и порванная одежда.

– Бабуля, а где мама с папой? Я их не вижу.

Томик упал на четыре лапы и жалобно заскулил. Бабушка, словно по сигналу, перестала танцевать и проплыла, словно по воздуху, в другой конец гостиной. Мэри заметила, что с каждой секундой бабушка выглядела все хуже и хуже. Словно болезнь высасывала из нее всю жизнь на ускоренной перемотке. Она вернулась к Мэри с ее «Полароидом» и начала щелкать им перед ее лицом. На девочку, после каждой ослепительной вспышки, начали сыпаться фотографии. Мэри хватала их дрожащими руками и на снимках начали проявляться картинки.

На всех снимках были ее родители. Они были мертвы. Лежали в неестественных позах на фоне полыхающих обломков самолета. Их глаза были направлены в объектив фотокамеры, а на лицах застыло выражение, полное боли и ужаса.

– Они мертвы! – кричала в ужасе бабушка, стоя над Мэри, словно огромное чудовище, щелкая и щелкая фотоаппаратом, который изрыгал новые и новые фотоснимки. – Они мертвы из-за тебя, глупая девчонка! Смотри, что ты натворила!

– Нет! НЕТ!!! – Зарыдала Мэри, отворачиваясь от снимков. В комнате никого не было. Камин давно потух и покрылся инеем, а вся гостиная была погребена под снегом. С рождественских носочков свисали сосульки, и Мэри почувствовала, как замерзает. Она опустила глаза и увидела, что ее руки покрываются коркой льда и трескаются, готовые вот-вот рассыпаться.

– НЕТ!!! – Мэри вскочила и, еле разлепив глаза (ресницы сковало инеем), увидела перед собой удивленную мордочку Томика. Он скулил.

ИИИИИ… ТРИБУНЫ, ПОДЪЕЕЕМ! ПРОСЫПАЕМСЯ, ПРОСЫПАЕМСЯ НАРОД! Я ВАМ ОБЕЩАЮ, ЭТО ТОЧНО, СЕЙЧАС ВЫ ПРОООООСТО ОФИГЕЕТЕ! ОХ, ГОСПОДИ, Я ЕЩЕ САМ ТОЛКОМ ПРОСНУТЬСЯ НЕ УСПЕЛ, НО ЧТО Я УВИДЕЛ! В ОБЩЕМ, ВСЕ ГЛАЗА НА ЛОБ, А УШКИ НА МАКУШКУ! ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ!

Мэри бросила взгляд на нодью – та давно потухла, и ее уже припорошило свежим снегом.

Руки девочки не покрылись коркой льда, но начали белеть от холода. Когда Мэри попыталась сжать их в кулак, то почувствовала покалывание в некоторых местах. Пошевелив пальцами ног, она поняла, что они начинают терять чувствительность.

– О, Боже, только не это! – Мэри стянула носки и принялась энергично растирать ступни и лодыжки. Заметив, что кожа на ногах тоже начала белеть и пощипывать, она начала еще бодрее тереть кожу, согревая и ладони. – Как же так я уснула и не почувствовала, что огонь потух? Как же так? – она огляделась и увидела носки и варежки, которые покрылись снегом.

– Нет!

Дотянувшись до них, она поняла, что больше их не наденет. Затем бросила взгляд на сапожки и тут же вскрикнула от ужаса – на сапогах были прожжены огромные дыры – видимо ночью костер начал стрелять, и угольки попали на сапоги. Коробка из-под сока со снегом не принесла ожидаемых результатов – в ней теперь был лед.

У Мэри просто не было слов. Она бросала растерянный взгляд то на носки с варежками, то на сапоги, то на коробку из-под сока. И все это фиаско просто не умещалось у нее в голове. Она достала из рюкзака последнюю пару носков и натянула на ноги. Почему я не догадалась сразу надеть на себя две пары? Идиотка! К ногам пока еще не вернулась прежняя чувствительность. Достав зажигалку, Мэри зажгла ее и поставила в снег перед собой, словно спасительный огонь. Держа руки над пламенем, она растирала ладони. Еще и еще.

Безрезультатно. Руки не согревались.

Подцепив пальцами сапожки, она поставила их перед собой. Носки сапог глядели на нее, словно были изрешечены пулями разного калибра. Но что-то еще в них было не так. Мэри схватила один сапог и попыталась надеть на ногу. Не получилось. Она взяла другой сапог и попробовала надеть его. Безрезультатно.

Из-за того что они несколько часов простояли возле костра, их форма деформировалась, и они уменьшились, поэтому и не налезали на ногу.

– Мне конец, – у Мэри не осталось сил кричать, а толку?

Она осталась при минусовой температуре, без еды и воды. И без обуви.

8

– Почему ты сразу не сказал, что промочил ноги? – Влад осторожно снял мокрые носки с ног двенадцатилетнего Степки и швырнул их на деревянный пол. Те издали чавкающий звук, словно бросили мокрую половую тряпку. Ботинки Степки небрежно валялись где-то в углу.

– Я… я боялся, что вы начнете меня ругать, а ребята будут надо мной смеяться, – хныкал испуганный мальчик, бросая осторожный взгляд на ребят, которые столпились вокруг.

– Никто над тобой не собирался смеяться, – инструктор бросил в сторону ребят строгий взгляд и те перестали шептаться. – Алин!

– Бегу, бегу! – Алина, расплескивая на бегу воду, несла тазик, и Влад аккуратно погрузил в теплую воду побледневшие ноги Степки.

Это должна была быть вторая вылазка для Мэри из лагеря, зимой 2017-го. Вылазка представляла собой поход на 20 километров от лагеря и ночевку в горах при -25 градусах, а на следующий день обратно.

Но как только компания прошла километров пять-десять, кто-то сказал Владу, что Степа плачет. Для мальчика это была первая вылазка и он, видимо, перепугался. Его пытались расспросить, что же случилось, но он отказывался говорить при всех. Тогда Влад отвел его в сторонку и малыш признался, что из зависти стащил у старшего брата его новые крутые ботинки с мехом и хотел в них покрасоваться в походе. А ботинки были малышу больше на два размера. В них залетал снег все время, словно ягоды в корзину, а мальчик терпел, даже когда ноги начало ломить. Даже когда слезы лились ручьем, он сглатывал их, но молчал.