Олег Колмаков - Скорый поезд «Новосибирск – Адлер» (две книги в одной)

«Возможно, после стольких переживаний, у девочки слегка поехала крыша… – наблюдая за столь эмоциональной картиной, предположил я. – …Да, и чёрт с ней. Пускай устраивает спектакль. Главное, чтоб не истерила и не падала на пол в припадочных судорогах…»

Следует отметить, что кроме меня, на Марину никто более не глянул. Возможно поэтому, она и вернулась на своё прежнее место несколько разочарованной.

– Внимание!.. – обитателей сарая вдруг окликнул солдатик Слава, поставленный нами «на стрёме», у щелей сарая. – …Кажется, из вражьего дома кто-то выходит…

Нам ничего не оставалось, кроме как временно отложить всякие переговоры и обратиться к смотровым отверстиям.

И действительно, прямиком к нашему сараю следовало четверо вооружённых уродов. Кроме автоматов, в руках у них были ещё и фонари. Впрочем, те осветительные приборы были им и вовсе ни к чему. Потому как стоило людоедам приблизиться к воротам нашей тюрьмы, как двор хутора осветился тремя мощными прожекторами, установленными по периметру заимки. Зажегся приглушённый свет и в нашем деревянном срубе. Исходил он откуда-то из-под потолка. Причём, источников данного свечения (имею в виду, каких-то лампочек или светодиодов) мы так и не узрели. Просто в нашем помещении вдруг стало значительно светлее.

Открылись ворота, и четвёрка нелюдей, во главе с уже знакомым нам Владимиром, уверенно проследовала вовнутрь сарая. Эта самая уверенность, меня в первую очередь и удивила. Потому как не было нынче тщательных проверок узлов, никакой перестраховки и былой осторожности. Ну, сами посудите: ведь мало ли, что могло поджидать их здесь, на три часа в безнадзорно оставленном, закрытом бункере. Вполне допускаю, что они полагались на свою систему наблюдения, прослушки и оповещения. Данное обстоятельство, скорее было, уже в нашу пользу. Либо имелось у них нечто иное… К примеру, более изощрённая система сигнализации, которая до сего момента оставалась вне поля нашего внимания. А вот это, играло уже против нас.

Так или иначе, но у нас появилась дополнительная информация для предметного размышления.

– Всем встать! – гаркнул один из каннибалов.

– Ну, недоделки… Давайте, рассказывайте… Чего вы здесь удумали?.. – с лукавой улыбочкой (дескать, я всё про вас знаю) поинтересовался бурильщик. – …Какую подляну, вы успели нам тут подготовить?

«Наверняка, берёт на пушку… – подумалось мне в то мгновение. –…Коль расспрашивает, значит, он вовсе не в курсе наших планов… Кабы действительно знал, чего мы недавно задумали, вовсе не стал бы он сейчас рассусоливать и вести с нами какие-то беседы, а просто сорвал бы с прапорщика погоны, достал пластину и отправился со своей кодлой восвояси…»

Было вполне естественным и то, что ни кто из нас Владимиру не ответил. Все промолчали. Ну, может быть, кто-то неуверенно пожал своими плечами: дескать, впервые об этом слышим.

И тут бурильщик вдруг упёрся стволом своего автомата в грудную клетку Геннадия.

– Говори, сука… Что мне следует, от вас ждать… Иначе, уже к обеду ты будешь подан к нашему столу в виде жаркого… – для пущей острастки, он передёрнул затворную раму, дослав патрон в патронник.

По-видимому, общаясь с нами в вагоне, Владимир успел хорошенько изучить характеры, склонности и слабости пассажиров, а за одно и определиться с тем, на кого в исключительном случае следует ему жёстко надавить, напугав того до полусмерти.

Что и говорить, бандит оказался неплохим психологом. По крайней мере, именно сейчас он сделал вполне правильный и оправданный выбор.

– У Василия в погон… Вшита некая пластина… –к всеобщему изумлению, не отрывая своего взгляда от направленного в его сторону автоматного ствола, тихо заговорил Генка. Очевидно сам того не осознавая и не ведая, он вдруг запросто выложил каннибалам нашу самую сокровенную тайну. Генка вообще выглядел сейчас каким-то заторможенным. Он был сейчас в состоянии весьма близком к анабиозу и полностью лишён какой-либо воли. Вот, в какие предательские формы порой может вылиться обычный страх, целиком подчинивший себе человеческое сознание.

Геннадий пришёл в себя несколько позже, когда людоеды, изъяв у прапорщика заветную пластину, уже успели покинуть сарай. Наступило позднее осознание случившегося. Очевидно понимая, что он фактически подписал как самому себе, так и остальным членам нашей команды смертный приговор (ведь, по сути, мы остались лишёнными всякой маломальской надежды), Генка молча уселся у стены и опустил голову вниз. По щекам его катились слёзы. Он даже не пытался чем-либо оправдаться – всё тут было понятно и без каких-то лишних слов.

При этом остальные пленники, как-то не сговариваясь, вдруг устранились от всякого с ним общения. Для всех нас он непроизвольно превратился в изгоя. С «предателем» не пожелала разговаривать даже его сестра, Катя. Более того, ей сейчас и самой было стыдно как за брата, так и за саму себя. Потому и предпочла дама уединиться в противоположный от Геннадия угол.

В общем, все разбрелись по своим, ранее «облюбованным» местам. В сарае воцарилось полное молчание. В данную минуту, внутри наших казематов преобладала атмосфера угнетённости, некой прострации и безысходности. Будто бы все мы уже не были живыми людьми и даже не являлись «потенциальными покойниками». Теперь мы были тенями и призраками. Ну, а тот смертный приговор, который был объявлен несколько часов назад, оказался приведён в исполнение десятью-пятнадцатью минутами ранее, когда Генка, словно на исповеди слил каннибалам всю информацию, все секреты, о которых только знал.

– Вот мы и съездили с тобой в Сочи… – пытаясь хоть чем-то расшевелить Катю, я придвинулся к ней поближе.

– За эту несостоявшуюся поездку, следует сказать «большое спасибо» моему братцу… – ответила она, почти не задумавшись. Очевидно, её душу непрерывно терзала лишь эта, одна единственная мысль. – …Вот ведь паскуда… Конечно, я догадывалась о том, что Генка слабак, что его гонор и его былая бравада – это лишь некая защитная реакция от возможных неурядиц. Однако я не предполагала, не могла допустить и мысли о реальном пороге его трусости…

– Не нужно быть столь категоричной. Не стоит осуждать брата за сиюминутную слабость… – мне захотелось хоть чем-то её утешить. – …Он, как и мы все, сугубо мирный и цивилизованный гражданин… Никто из нас не застрахован от подобного рода поведения при встрече с дикими существами, с нелюдями, с животными…

Представь, что ты вдруг столкнулась нос к носу с лесным медведем или степным волком. Не думаю я, чтоб в то мгновение, ты б принялась размышлять о каком-либо хладнокровии, разумности или силе воли… Я уверен в том, что в подобной ситуации чувство самосохранения станет для любого разумного человека преобладающим. И это, вполне нормальное и предсказуемое явление.