Андрей Гальцев - Театр «Глобус». Роман

Подбежал санитар, вытащил руку и умчался на крыльях летучего халата. Багровый Крат посмотрел в сторону умирающего, но гнев его сменился омерзением, которое не нашло себе другого выхода, кроме скрипа зубов.

Вдруг над головой Крата навис Дол и зашипел на весь театр:

– Ща как дам по башке!

Крат обернулся, и. Дол отступил, быстро вспомнив, что друг способен согнуть его в дугу.

– Предлагаю вам устроить дуэль, – сказал умирающий. – Я на всякий случай приготовил пистолеты. Публика выступит в роли секундантов. Пистолеты у меня под подушкой. Они заряжены. У ну-ка достаньте стволы – погляжу, кто быстрей стреляет. И прошу не играть в благородство, не дырявить воздух. Итак, победит выживший. Если оба выживут, победителем я назначу того, кто злей. Если оба погибнут, я подготовил завещание в пользу театра «Глобус». Прошу на сцену главного театрального финансиста – пусть проверит мой документ. И все пускай знают: у нас тут всё по-настоящему до последней буквы, до последней пульки.

Не слишком ли много и бодро болтает умирающий? – подумалось Крату. Он чуть было не последовал примеру Дола, который вытащил из-под головы больного долгий, неуклюжий пистолет. Жестами и отчаянной мимикой Дол призывал напарника сделать то же самое, но Крат из чувства протеста воздержался.

Театр затих. Актёры, забыв азы сценической науки, застыли, как пни, хотя в отсутствие действия должны были бы играть очами, рисовать руками что-нибудь эмоциональное в воздухе, делать проходки. И тут на сцену аккуратным шагом поднялся компактный плюшевый Феникс Рубенс. Он близко склонился к больному и, не смущаясь пластмассы, тихо произнёс:

– Как бы мне взглянуть на упомянутое завещание?

Многие впервые услышали его голос – высокий глуховатый голос счетовода.

Тем временем Дол прицелился двумя руками в былого друга.

– И ты хватай! – торопил Крата умирающий.

Крат чуть было не послушался, но удержался. Получилась дуэль с одним пистолетом на двоих. Лидочка и монтировщик сцены, который был наряжен санитаром, принялись швырять на сцену пиротехнику – блеснули огни, громыхнули выстрелы, застелился, заклубился дым, над которым виднелся лишь голубой берет с белый помпоном. В шуме и дыме раздался громкий стон, затем стук упавшего тела.

Когда дым рассеялся, все увидели Феникса Рубенса, лежащего возле кровати. Дол выронил пистолет, в его глазах читался ужас. Крат поспешил к Рубенсу, тронул руку: «Он мёртв», – произнёс без голоса.

Поехали багровые завесы… спектарь оборвался, как струна. Публика смотрела на занавес, из-за которого просачивались шаги и голоса. Через долгую минуту Лидочка по громкой связи объявила, заикаясь, о гибели Феникса Рубенса, коммерческого директора театра «Глобус».

Никто не пошёл в кассу требовать свои деньги обратно: впечатлений вполне хватало на рубль. Зрители медленно вытекали из театра, дробясь на группы и отдельные дымящиеся фигуры.

А на закрытой сцене действие стало ещё напряжённей. Следователь, участковый и заместитель городского прокурора, что оказались в числе зрителей, повели допрос прямо над телом. Допрашивали актёров, Лидочку, монтировщиков и осветителя. Вскоре приехали судмедэксперт и городская скорая. Всех привлекал манекен на койке, но заниматься следовало телом на полу. Дол стоял, понурив голову, как выключенный фонарь. Крат сканировал глазами пол, начав собственное расследование, поскольку официальное подозрение уже выбрало себе фигуранта – его друга. Следователь грубо кричал на Дола, требуя повторить все движения последней сценической минуты.

Здесь же показался Дупа, потоптался и, шурша ляжками, покинул сцену. За ним направился заместитель городского прокурора (зампрок): похоже, они состоят в приятельских отношениях. Районный следователь несколько сбавил тон, однако, продолжал давить на Дола. Лидочку ради более вольного сквернословия отпустили, тем более что пуля ударила не с её стороны. Скромный участковый молча заполнял протоколы допроса, используя приходно-кассовую книжку из бухгалтерии театра.

Крату казалось, что он догадался, кто организовал убийство, лишь не знал, кто выстрелил. Неужто Дол?! Нет, нет, нет! А, впрочем, он мог быть обманутым и воспользоваться заряженным оружием как незаряженным.

Теперь Крат вроде бы понял назначение пьесы и, в частности, пиротехнической вакханалии, устроенной для того, чтобы заглушить выстрел. Потом следователь взялся пугать Крата, но отступил, вспомнив, что тот вообще не брал пистолет в руки.

Крат отвечал односложно, а сам решил не уходить отсюда, покуда не раскроет преступление.

Эксперты увезли убитого, забрали длинные клоунские пистолеты – один подняли с пола, другой достали из-под подушки. Приехавшие оперативники посадили Дола в обшарпанный воронок и увезли в кутузку. Исчезли Вадик-Светлячок и монтировщики сцены.

Крат очутился один на старых подмостках над небольшим тёмным пятном. Что-то ещё произошло на сцене, кроме актёрских действий. Быть может, он даже видел это, но не успел умом зацепиться. Теперь это неприметное чьё-то участие дразнит его, выглядывая из-за кулисы памяти, позыркивает в какую-то дырочку. Так между кадрами вставляют инородный план: добавочный кадр, который мигнул и – поминай как звали. Попробуй поймать его в памяти, разглядеть! Но он был!

Крат впервые стоял на сцене в таком одиночестве. Зрительские кресла открытыми зевами обозначали отсутствие публики; они ждали шёпота, плотного веса, поёрзываний, однако ничего этого не было, и они замерли, оцепенев спинками и подлокотниками, готовые ждать без устали. В их исполнении отсутствие зрителей получилось таким же значимым, как присутствие. Стёршиеся ковровые дорожки в проходах, фальшивый бархат занавеса, фальшивый хрусталь огромный люстры – но впечатление настоящее: театр!

Этот зал всё видел, здесь каждая вещь знает правду, и только Крат, которому не терпится узнать правду, её не знает.

Он зашагал по сцене, стороной обходя пятно. Тронул дужку кровати – отдёрнул руку: нельзя трогать. Потёр тронутое место рукавом. У него чесались мозги, он был уверен, что разгадка рядом.

В глубине здания открылась дверь, и послышались голоса: там перемещались главреж и зампрок. Крат на цыпочках забежал за правую кулису: он всё равно останется здесь и не потому, что отныне ему некуда податься.

– Ох, напугала! – прошептал он Лидочке.

Она притаилась там же, за правой кулисой. Сделав зверское лицо заговорщика, Лидочка позвала его следовать за ней. Двинулись гуськом. После нескольких поворотов они отдалились от ушей Дупы, хотя ещё слышали его поступь, сопровождаемую дрожью здания, и в этом топающем гуле миражом обозначалась туша главрежа на иксообразных ногах.