Инесса Давыдова - Алхимия лжи

Все события и персонажи являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Слух – черный ход для правды

и парадный для лжи.

Правду мы часто видим,

но редко слышим –

в чистом виде почти никогда,

особенно когда она идет издалека:

в ней тогда есть примесь пристрастий,

через которые она прошла.

Бальтасар Грасиан-и-Моралес

На борт двухпалубной яхты я поднимаюсь в сопровождении российского консула. Полицейские проблесковые маячки слепят глаза, поэтому я не сразу замечаю, вокруг чего столпились эксперты в белых комбинезонах. В кормовой части яхты небольшая лужа крови и алые мазки.

– Ваша задача, Идрисов, опознать бывшую подопечную, – цедит сквозь зубы консул и с брезгливостью добавляет: – И постарайтесь на меня не дышать!

Как он себе это представляет? Кто я? Кашалот?

– О какой подопечной идет речь?

Спрашиваю сейчас, ибо в дороге он словом не обмолвился. Его больше беспокоил близкий контакт моей сигареты с кожаной обшивкой сиденья его «Мазерати».

– Увидите и поймете. Но никакого контакта и самодеятельности. Меня предупредили, что вы любитель своевольничать. Расследование ведут итальянцы. Мы здесь только для того, чтобы подтвердить личность и убедиться, что права нашей гражданки не ущемлены.

Консул вытащил меня из ночного клуба, где я присмотрел себе подарочек на ночь. Румынка в золотом платье не отличалась терпением. По всем показателям ее разгоряченного тела первый раунд мог состояться в узкой темной курилке для персонала. Из-за ее дурацкого платья мои джинсы теперь зазывно поблескивают.

С жадностью выпиваю бутылку воды и закидываю в рот две подушечки жвачки.

Заходим в дек-салон, где толпятся люди в униформе и в штатском. Спорят, активно жестикулируя. Попахивает бардаком. Их так много, что я сильно удивлюсь, если эксперты найдут хоть одну улику без переноса чужой ДНК.

К нам подходит главный инспектор. Консул переводит рваные куски его путаного рассказа. Постепенно из потока сумбура выстраивается последовательность произошедшего. В разгар свадебной вечеринки пропал новобрачный. Позже гости нашли лужу крови на палубе и его суженую в обмороке. Судно вернулось в порт, именитые гости разбежались, и только потом капитан вызвал полицию. Новобрачная – по мнению консула без видимых оснований – главная подозреваемая. Сейчас ее осматривает врач.

Спускаемся в каюту молодоженов. Все по высшему разряду. Сверкающий люксовый интерьер. На верхнюю палубу ведет отдельная лестница. Огромного размера кровать с пологом безупречно заправлена. В ведерке уныло покачивается бутылка шампанского. За столешницей, плавно перетекающей в прикроватный комод, восседает седовласый джентльмен в смокинге и проворно заполняет какие-то бланки. Перед ним лежат раскрытые ювелирные футляры.

На кушетке, вполоборота к нам, сидит стройная девушка в длинном белом платье с открытой спиной. Белокурые локоны прикрывают плечи. Черты лица точеные. На платье в области живота и груди красные пятна. Она похожа на раненую бабочку.

Врач дает ей таблетки и стакан воды. Блондинка обхватывает стакан руками, затянутыми в герметичные перчатки из полиэтилена, и делает несколько глотков. Благодарит и отдает стакан. В ее осанке, движениях и манерах чувствуется породистость. Это дамочка из высшего общества. Такой подопечной у меня не было. Может, опознать нужно не ее? Оглядываю оставшихся гостей – женщин больше нет.

Раненая Бабочка вызывает к себе сочувствие. Все мужчины хотят ей угодить. Один предлагает шаль, второй протягивает блюдо с нарезанными фруктами. От того и другого она с отрепетированной полуулыбкой вежливо отказывается. Насколько я понимаю, окружающая свита – друзья мужа. Бьюсь об заклад, каждый не прочь с ней замутить, особенно широколицый блондин, что смотрит на нее с щенячьей преданностью.

Держусь позади инспектора. Моя задача – оставаться в тени.

Консул представляется и просит предъявить документ, удостоверяющий личность. Девушка показывает на сумочку и полицейский выуживает российский загранпаспорт. Остальные хоть и говорят на русском, но являются гражданами Туманного Альбиона. Консул листает страницу за страницей. Краем глаза вижу бесконечную вереницу штампов о пересечении границ. Раненая Бабочка путешествовала по всему миру.

– Саша Вернер?

– Да… – кротко отвечает девушка, на нас не смотрит.

Вопрос и ответ сбивают мне дыхалку. Сердце начинает колотиться, как при прыжке с парашютом. Всматриваюсь в лицо – и не узнаю. Нет, это не она. Другая форма носа. Губы более пухлые. У Алекс круглые глаза, а у этой миндалевидные.

– Полиция вас уже допрашивала?

– Нет. Ждут моего адвоката.

Голос ее! Сканирую взглядом хрупкие покатые плечи и вижу плеяду знакомых до боли родинок. Это Алекс!

Мы не виделись почти два года. Она мне часто снилась. Не лицо, а расплывчатый облик. Во снах мы обнявшись гуляли по липецкому парку. Я не видел ее, но чувствовал под боком, не называл по имени, но знал, что это она. Обычно после моего монолога она, не сказав ни слова, испарялась, как пар над кружкой.

Со дня нашего последнего ужина в гостиничном ресторане произошло столько событий, что сейчас встреча с ней кажется нереальной, будто из другой жизни. Жизни, которая могла бы быть с ней, но никогда не будет. Между нами имелось слишком много противоречий и в первую очередь отсутствие доверия.

В операции «Протокол-17» я был восприимчив к любому ее слову, взгляду и тем более прикосновению. Самым трудным для меня было закрыть глаза и уснуть. Хотелось проникнуть в ее голову и дирижировать мыслями, прописать себя в каждой нейронной связи, навсегда остаться в ее воспоминаниях, чтобы она могла забыть всех, кроме меня.

Я часто фантазировал о двух неделях, которые она просила в Липецке. Как выяснилось позже, мне они были нужны больше, чем ей. Ибо не она, а я не могу ее отпустить. Хорошо, что я осознал это только после миссии на Корсике, когда Алекс для меня была уже недоступна.

В памяти мелькают сеансы с мозгоправом. Перед последним заданием я посетил его три раза и сильно удивился, когда мою кандидатуру утвердили на следующее задание. На последнем сеансе я дал такого леща, что позже хватался за голову. Наладчик мозгов снял с меня все маски, как снимают с лука шелуху. Вывел за пределы моих личин, туда, где иногда мелькают осколки собственного сознания, и атаковал вопросами об Алекс: что я к ней чувствую, почему не могу отпустить, почему снова и снова прокручиваю в голове дни, когда мы были в бегах. Вот тогда я и сорвался. Вскочил и заорал что есть силы: «Да потому, что я скучаю по ней! Понимаете?! Тупо скучаю!».