YBS - История болезни коня-ученого

Тогда же оказалось, что дружба народов и социалистический интернационализм – это не совсем то, что говорят окружающие. Как-то во дворе старшие девчонки стали меня дразнить: – Еврей, еврей! Я не знал, что это такое, но, как и любой ребенок, прекрасно почувствовал, что меня хотят обидеть. Из объяснений родителей, я понял, что изначально принадлежу к какой-то особой группе людей, которую некоторые неизвестно за что ненавидят. Позже я предпочитал сразу обозначать свою национальную принадлежность – во избежание недоразумений.

И как же так получилось, что я за ЦДСА стал болеть при папе – отчаянном спартаковце? Сам он попал в красно-белые в 38-м году, когда окончив школу с «золотой рамкой» [14] Аттестат о среднем образовании с золотой рамкой – эквивалент позднейшей золотой медали – давал в те годы право на поступление без экзаменов почти в любой вуз , приехал из своего родного Днепропетровска в Москву и поступил в Энергетический Институт. Конечно, одним из первейших этапов его знакомства со столицей стало посещение футбола, а там оказалось, что за команду промкооперации играют его кумиры из родного города – Лайко и Корнилов, и судьба его симпатий была решена.

Папа был для меня абсолютным авторитетом и, объективно, весьма яркой личностью, выделявшейся в тогдашней веселой компании молодых инженеров БПК. Помимо напряженной работы над прямоточными котлами во всех уголках страны Бюро жило весьма насыщенной жизнью: регулярно устраивались концерты художественной самодеятельности, и одним из их организаторов и непременным пианистом-аккомпаниатором был мой отец. Лет с четырех он и меня стал втягивать в эти затеи – ставил на стул, и я читал всякие шуточные стихи. Не уверен, что это было педагогично, но все же научило меня не бояться аудитории.

С этими концертами связан еще один из когнитивных диссонансов, преследовавших меня всю жизнь. К праздникам в большом зале БПК над сценой вешали праздничный плакат: «Да здравствует такая-то годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции!» На моей памяти самая ранняя такая надпись желала здоровья 36-й годовщине. Я по детской наивности попытался осмыслить этот лозунг и оказался в тупике: ясно же, что независимо от пожеланий годовщине, она все равно назавтра скончается в 0 часов 0 минут. Наверное, хотели сказать, что очень рады, что этот праздник наступил, но написали – бессмыслицу…

Однако сами праздники меня очень радовали, потому что, во-первых, в эти дни почти всегда возвращался из командировок папа, которого я редко видел, а, во-вторых, устраивали салют. Салют сильно отличался от нынешних: еще не было всяких «мерцающих залпов», зато все небо было исполосовано лучами прожекторов, которые оставались на вооружении у войск ПВО. Помню, кто-то из взрослых мне сказал, что попадание вражеского самолета в перекрест двух лучей прожекторов означал почти наверняка, что его собьют. Механизм этого я тогда не понял и просто поверил, а сам додумался, в чем тут дело, много позже. Потом, еще до начала 60-х, прожекторное шоу исчезло.

"Конек". Собственность автора

Очень большое место в БПК занимали всяческие спортивные затеи: проводились первенства по бильярду и пинг-понгу, команда Бюро по волейболу играла в первенстве района. И во всем этом мой папа принимал активнейшее участие и с успехом. Он и болельщиком меня сделал – мы вместе смотрели матчи, и папа объяснял правила и рассказывал про довоенный футбол. Однако такие счастливые мгновения выпадали нечасто – мой папа принадлежал к многочисленному племени «командировочных отцов» – жизнь состояла из его отлучек на месяц на тепловые электростанции от Щекино до Южно-Уральска и Ангарска, перемежающихся неделей, а то и несколькими днями побывки дома.

А остальное время меня воспитывала мама, которая настоящей болельщицей, конечно, не была, но…

Полковник Петр Костинский, подполковник Яков Костинский, инженер-лейтенант Бастиона Костинская. Семейный архив

Такая была эпоха – большая часть страны ходила в погонах, и в семье моих деда и бабки с материнской стороны из четырех детей трое стали офицерами. Вот даже моя мама… Она окончила школу в Киеве в 40-м году, тоже с «золотой рамкой», и поступила в Киевский Политехнический Институт на престижный радиофакультет. Однако в сентябре 41-го его пришлось бросить и с одним из последних эшелонов вырваться из родного города – средний брат Миша добыл для своей мачехи и сестры эвакуационные удостоверения, без которых не пропускали на левый берег Днепра. А все оставшиеся под оккупацией родственники вскоре были убиты. После труднейшей дороги мама оказалась в Восточном Казахстане, отработала год в колхозе и на минометном заводе, а затем была зачислена в Ленинградский Военный Гидрометеорологический Институт, и 9 января 43-года – ровно в день своего 20-летия – принесла воинскую присягу. Неудивительно поэтому, что все ее подруги и друзья тоже были офицерами.

К тому же все то время было буквально пропитано воспоминаниями о тогда еще совсем недавней войне. В Петровском парке, где в войну стояли зенитки, оставались воронки от немецких бомб. Помню, как совсем маленьким спустился в одну из них, и показалось, что она очень глубока, а неба над головой – только голубой клочок… Дом «Военторга» на Ленинградке и здание Глазной больницы на Горького были покрыты противовоздушным камуфляжем – деревьями, их закрасили только в начале 60-х. Кругом было полно военных – и Академия Жуковского, и еще множество всяких подразделений, а на Ходынском поле вообще было их царство. Там и моя мама потом работала, а я, уже будучи школьником, ходил обедать к ней в столовую мимо часового – автоматчика в тулупе.

Понимать понемногу, что к чему в футболе, под влиянием отца я начал довольно рано и вполне отчетливо помню некоторые матчи 54-го года. Старые болельщики, вспоминая «команду лейтенантов», закатывали глаза, вздыхали: – Федотов! Бобров! Гринин! Никаноров! Нырков! А возрожденный ЦДСА только поднимался после трагедии 52-го. Но в других-то видах спорта ЦДСА был безоговорочным фаворитом с самыми лучшими игроками – чемпионами СССР, Европы и мира! Баскетбол Алачачяна, Бочкарева и Семенова, волейбол – Чеснокова, Мондзалевского и Буробина! Мы даже легкоатлетическую эстафету по Садовому кольцу 2-го мая выигрывали чаще всех.

А главное, хоккеи – русский, в котором у нас был лучший вратарь Мельников, лучший хав Панин, лучший форвард – Осинцев, и канадский – где имена армейцев звучали, как молитва, список личного состава небесных сфер. Они были вне сравнения с другими игроками сборной – Бобров, Бабич и Шувалов – это, конечно, были боги – всеведущие и всемогущие. Я во все вот это просто не мог не влюбиться, и это было мое первое в жизни решение, которое я выбрал самостоятельно и вопреки предпочтениям любимого папы.