Алексей Тенчой - Тайна родового древа. Вечная жизнь. Седьмой том

До кладбища они добежали быстро и, переходя от могилки к могилке, набрали сладостей, ведь после Яблочного Спаса, прошедшего накануне, девятнадцатого августа, тут было чем поживиться.

Насовав по карманам поминальных конфет, друзья спешили вернуться в родные пенаты так, чтобы их отсутствия никто не заметил, равно как и присутствия здесь, ведь рабочие, у которых всё ещё продолжался обед, находились у входа на кладбище и могли их спалить. Поэтому мальчишки вышли за ограждение не через центральную калитку, как обычно, а, отодвинув доску в заборе, протиснулись в образовавшийся проём и оказались рядом со свежевырытой траншеей для новой кладбищенской ограды. Спрыгнув в неё, они двинулись понизу.

– Колян, смотри, – воскликнул Максим, – это что в земле? Кость, что ли, человеческая торчит?

Николай подошёл посмотреть и, нагнувшись, разрыл выступающий из земли мослак. Внимательно разглядев его, подтвердил:

– Похоже, что да.

– Коль, – потеряв уверенность в голосе, вкрадчивым шёпотом позвал Максим, – пошли отсюда.

Но его друг заметил в разрытой земле ещё что-то, очень похожее на уголок книжки.

– Ну-ка, а это что тут ещё? – откликнулся товарищ. – Прикинь, а если мы клад нашли!

Вместе они откопали записную книжку в кожаном переплёте. Уверенные, что это только начало пути к сокровищам, мальчишки, несмотря на то что время их подгоняло, продолжили ковыряться в земле, руками разгребая её всё глубже, пока не обнаружили разрозненные экскаватором останки.

От неожиданности, увидев зияющие глазницы черепа, они оба вскрикнули.

– Это же голова! – изумлённо констатировал Макс.

– Не голова, а череп, – внёс поправку Николай.

– Что теперь делать с ним?

– Давай возьмём с собой, девчонок попугаем.

За увлекательным занятием время проскочило незаметно, и, выглянув из траншеи, друзья увидели, что рабочие собираются домой.

Побоявшись быть замеченными, мальчишки притихли и, шушукаясь, тут же решили сохранить тайну находки и никому об этом не рассказывать, хотя бы до тех пор, пока не прочтут рукописный текст в найденном блокноте.

Возвращаясь, приятели уже знали, что им предстоит побывать в кабинете директора, поэтому череп они спрятали в давно сооружённом ими тайнике под забором, ограждающим детский дом. А блокнот, запихнув под пояс штанов, Николай взял с собой, чтобы, улучив момент и уединившись, ознакомиться с его содержанием.

Тамара Васильевна, вывернув карманы подопечных наизнанку, нашла конфеты, принесённые с могил, и отругала их. Вместе с ними также досталось и новому завучу за халатность в исполнении присмотра за подростками и за то, что вверенные её контролю воспитанники, так сказать, побывали в самовольной отлучке, где могли потеряться или ещё как-либо пострадать, а вся ответственность за потерявшихся детей полностью легла бы на плечи директора.

Так, во второй свой трудовой день Ольга Петровна, извиняясь и оправдываясь перед руководством, писала объяснительную за своё невнимательное отношение к возложенным на неё обязанностям.

Рукописный тест в блокноте, читаемый украдкой от всех, давался ребятам с трудом, но стало понятно, что записи в нём оставлены собственноручно той самой монахиней, мистические легенды о призраке которой до сих пор жили в Спасске.

Монахиня в минуты глубокой душевной скорби запечатлела на бумаге всю свою биографию, начиная от самого рождения. Схематично она сделала зарисовки дома, в котором выросла, леса, где заблудилась и стала жертвой господ, логова колдуньи, исцелившей её и потом передавшей ей, как единственной преемнице, свои знания.

На страницах блокнота матушка София также нарисовала монастырь, где много лет жила и всем сердцем и душой служила Господу, а потом, не понятая всеми, путём наложения на себя рук завершила свой не такой уж и долгий по земным меркам век. Об этом монахиня также внесла в записную книжку предсмертную запись, и теперь, спустя более сотни лет, ребята прочли её.

Из этой рукописи им, если говорить кратко, стало понятно следующее.

Игуменья София, которая уже много лет жила по Божьим законам, не знала покоя, изводя себя раскаянием за совершённое против барина.

Хотя она вместе с пожертвованиями прихожан и отдала небольшую часть денег, украденных у помещика Пантелеймонова, пострадавшей от пожара собственной семье, всё же основная часть золота и драгоценностей оставалась при ней. Эти богатства были её самым страшным проклятием, они не отпускали её мысли, порождая нечеловеческий страх разоблачения и дикую панику перед возможными последствиями.

София уже несколько раз перепрятывала сокровища с места на место, но всё ей казалось, что они спрятаны не столь надёжно и кто-нибудь обязательно на них наткнётся.

Ей было очень стыдно за свое деяние, и душе её постоянно хотелось раскаяться и исповедаться. В такие моменты угрызений совести в ней из самых глубин души поднимался волевой дух Анастасии, и сознание монашки начинало раздваиваться.

Долгими ночными часами Анастасия, усаживаясь на деревянный табурет в келье Софии, разговаривала с ней, снова и снова убеждая монашку в правильности совершённого поступка и напоминая ей о злодеяниях помещика, о его жадности, беспощадности к крестьянам и сластолюбии, от коего пострадало столько подданных женского пола, в том числе и она сама.

Монашка плакала, ощущая себя посрамлённой прикосновением множества мужских рук, и изо всех сил гнала Анастасию от себя, изгоняла криком свой же призрак:

– Изыди во имя Господа моего! – крестила она стены, в которых ей виделся образ Насти, целовала и прижимала к груди крест, висящий на скрученном просмолённом шнуре.

Начавшееся расщепление личности Софии изматывало и тело. Всё чаще из-за раскола сознания монахиня начинала впадать в состояние сильнейшего психоза и в поиске успокоения погружалась в жуткую депрессию.

Душа, пребывающая в монашеском теле, не знала, какая из личностей принадлежит ей больше – игуменьи Софии, которая всегда желает исповеди и стремится к Царствию Небесному, или страждущей Анастасии, жаждущей возмездия и кары небес.

София отключилась, абстрагировалась от Анастасии, ушла от неё полностью, с головой погрузившись в служение Господу.

Анастасия же по-прежнему хранила ненависть и презрение к барину. С каждым прожитым днём всё сильнее и сильнее жаждала она расправы над ним.

Своим умом Анастасия понимала, что это не она простила помещика, а София обезоружила её своей набожностью. Она, монашка София, спрятавшись за христианскую веру, манипулирует, управляет её существом, принуждая раскаяться о своей греховности, стать на колени и в слезах вымаливать Божье прощение. Это София день и ночь усыпляет её своими нудными церковными напевами, изолируя её этим сном от общества. Но теперь Анастасия окрепла и проснётся, заявит права на собственную, отнятую у неё личность.