Алексей Тенчой - Новеллы. Первый том

Хмурая унылая осень, с грязью и слякотью, пришла внезапно и холодными моросящими дождями словно просочилась сквозь синеву глаз юной девушки. Она плакала не только из-за смерти мамы, но еще от того, что вдруг ей стало страшно и одиноко. Горе обрушилось внезапно, и девушка не хотела верить в происходящее. Ей казалось, что все вокруг – ужасный сон, нужно постараться проснутся, и кошмар закончится, мама снова будет жива. Но сон не прекращался. В подтверждение реальности противно скрипели колеса телеги, на которой, утопая в соломенной подстилке, лежал простой гроб, сколоченный дедом на скорую руку из необструганных досок. Ксения, понурив голову, сидела на телеге, свесив ноги, рядом находился дед, который зажал в крупном кулаке вожжи – так же крепко, как и навалившиеся на плечи эмоции. Дед даже не подгонял лошадь, перебирающую тонущими в размытой жиже дороги ногами. Кобыла, траурно опустив голову, покорно брела к погосту и тянула за собой тяжелую ношу.

Ксения беззащитно, по-детски прижавшись к деду, горько плакала, хотя еще толком не осознавала происходящего. Она знала, что сейчас гроб с телом ее мамы зароют в землю, а этого девичий разум принять никак не соглашался. Разум также не понимал того, почему вдруг умирает человек, если его руки, ноги, голова находятся на месте, что убивает его, почему вдруг душа покидает тело?

– Дедушка? – спросила она, вытирая слезу со щеки и дернув его за рукав. – А может, мама просто спит, ну никак не укладывается в голове, что человек может умереть?

Григорий Акимович словно очнулся, внимательно посмотрел на внезапно повзрослевшую девушку, дал ей носовой платок, поправил черную шаль, сползшую с русой головы, и, обняв за хрупкие плечи, крепко прижал дрожащую от страха и сырости Ксению к своему сильному плечу.

– Ну-ну, внучка, мы еще с тобой заживем, вот увидишь, заживем!

Так и сложилось, что забота о жизни сиротки выпала вдовому деду – крепкому, жилистому и еще полному для своих лет здоровья, физических и моральных сил – Григорию Акимовичу Никольскому, отцу отца Ксении. Он и теперь, хоть уже и пожилой, но по-прежнему добрый и улыбчивый, был всегда рядом как единственный родной человек в ее жизни, не бросивший сироту. Нельзя сказать, что дед требовал от внучки много заботы о себе. Все в их небольшом доме было отлажено, они поделили обязанности и в оставшееся от забот время успевали помогать друг другу.

Ксения происходила из старинного дворянского рода Никольских, известного своими заслугами ещё со времён Екатерины Великой. Все в ней выдавало происхождение – осанка, стать, походка, манеры поведения, хорошая грамотная речь, самоотверженность и упорство. Несмотря на смутные времена, мать постаралась, чтобы дочь получила прекрасное образование, она заставляла девочку учить французский и немецкий; дома стояло фортепьяно – Ксения превосходно пела и играла. После революции семья бежала из Петербурга. Они обосновались у няни их матери в небольшом деревянном домике в Оренбурге. Няня вскоре умерла, а дом остался Никольским вместе с хозяйством и тем самым кабинетным фортепьяно, что переехало в Оренбург вместе с ними. Так они смогли выжить, сажая картошку, ухаживая за свиньями и козами.

И теперь, в очередной раз получив от Васьки предложение руки и сердца, Ксения задумалась: как быть? Говорят, что снаряд дважды в одну воронку не попадает, а вот жизнь преподносит сюрпризы и повторяет ситуацию, давая возможность пройти ее иным путем.

Причин не отказывать Ваське сразу у Ксении было много. Медсестры в больнице все уши прожужжали о том, что ей надо найти обеспеченного мужа. Хотя Ксения и отшучивалась, когда слышала такие заявления, но доля истины в них имелась. Ведь зарплату медицинским сестрам в больнице все чаще давали продуктами, да и те в основном были по талонам и очень скудного ассортимента, а одежда ее за годы советской власти износилась. Все наряды, которые остались от матери, она перешила уже не раз. Некоторые её сослуживицы умудрялись обменивать продукты на одежду, но у Ксении это не получалось, да и продуктов не было столько, чтобы от них легко избавляться без ущерба даже для маленькой семьи. Васька же теперь сильно поднялся по служебной лесенке и имел хороший денежный оклад.

Мысль о замужестве все чаще мучила сомнениями. Правда, кавалер не казался Ксении подходящей кандидатурой. Он проигрывал ей как в физических данных, так и в интеллектуальном развитии, она это с грустью понимала.

Время шло, и лето находилось у своей последней черты, именуемой в народе «бабьим». А Василий был настойчив, он приходил к ней на работу, встречал ненароком на улице и однажды, не совладав с собой, в вечерних сумерках, когда Ксения поздно возвращалась домой с дежурства, он как призрак вынырнул из темноты, прижал ее к забору, начал насильно целовать. Она пыталась отбиваться.

– Ты же сама хочешь, – шептал он на ухо. – И ты все равно будешь моей.

Ксения продолжала сопротивляться и кое-как вырвавшись из его цепких рук, быстро убежала.

Дома она обнаружила на своём столе цветы. Астры, расправив тонкие лепестки словно иголки, стояли в хрустальной вазе.

– Откуда это? – спросила она у деда.

– Васька, ухажер твой принёс, – как-то безрадостно и обреченно ответил старик. – Частенько он захаживать стал. Настойчивый парень, от таких, как он, если привяжутся, не отделаешься.

Ксения ещё раз посмотрела на цветы и обреченно спросила:

– Дедушка, ну хоть ты подскажи, научи свою внучку уму разуму, как мне быть с ним?

– Не знаю, дочка, – ответил старик, разводя руками.

– Деда, а ты мне родня или не родня? – лукаво спросила Ксения. – К кому, если ни к тебе я должна обратиться за советом?

– Родня, – подтвердил Григорий Акимович. – Еще какая родня, ближе не сыщешь, только вот в делах любовных я приотстал, все недосуг мне было до женщин, да ты и сама знаешь.

– Ну, так ты хоть мнение свое скажи, что ты о нём думаешь?

Дед изобразил на лице грусть и страдание, мол, «не мучай меня!», и тихо произнёс:

– Ничего хорошего я о нем не думаю, но умом понимаю, что тебе нужно женское счастье.

– Дед, но ведь счастье, это когда есть любовь!?

– Да, только где ее здесь искать?

Ксения замолчала, и дед, как бы оправдываясь, посоветовал:

– А ты сходи к гадалке и узнаешь, как быть!

– Ох, и вредный ты стал, дедушка! Никогда прямо не скажешь!

Ксения обняла его, поцеловала его в щеку. Старик снова развёл руками, пожал плечами и ушел в свою спальню, чтобы избавиться от дальнейших расспросов. Конечно, он понимал, что Васька ей не ровня, и переживал за Ксюшу, но правнуков подержать в своих руках ему действительно хотелось.

Дождавшись воскресного дня, после обеда Ксения и вправду пошла к гадалке.

Читать дальше