Светлана Пригорницкая - Родинка в законе

–– Слушайте сюда, уроды…

–– Чё сразу «уроды»? – гордо вскинул голову сосед.

–– Пардон, – скромно опустила глаза проводница. – Извольте послушать сюда, господа уроды. Не дай бог, юная леди выскажет хоть одну претензию – выкину из вагона всех. На ходу. И спасать не позволю.

–– Какие претензии? – доверчиво улыбнулся старший из попутчиков, складывая небольшой перочинный ножик. – Просто угостить хотели. Глянь, какая она синяя и худая. Ну у кого же рука поднимется на это чудо. У нас на этот счёт инструкции ещё Иваном- царевичем выданные: сначала накорми-напои, потом спать уложи. Правда, красавица?

Парень, сидевший рядом с почитателем инструкций Ивана- царевича, громко заржал и поднял вверх большой палец, выказывая одобрение. Анфиса втянула голову в плечи, понимая, что надо как-то отреагировать на вопрос, но язык плотно прилип к гортани и никак не хотел двигаться. Инициативу перехватила проводница. Громко засмеявшись, она ткнула пальцем в бело-розовый кусочек сала. Тоненький ломтик подскочил, перевернулся и предъявил компании другую сторону с отпечатавшимся на ней чёрным типографским шрифтом.

–– Чем ты девочку угощать собрался? Вот этим, что ли?

Взгляды окружающих застыли на расплывчатых чёрных змейках, и только Анфиса отважилась проследить, как согнулся между пальцами хозяина нехитрого «тормозка» железный перочинный нож.

–– А вот это было обидно, – тихо пробасил мужчина, откладывая нож в сторону. – Если бы я тебя, Елена Владимировна, не знал столько лет, подумал бы нехорошо.

Тишина накалялась. Казалось, что даже соседние купе выжидательно притихли. Проводница расстроенно вздохнула. Дав подзатыльник сидевшему с края пареньку, она устало опустилась на освободившееся место.

–– Ну, извини, Трубецкой, случайно вырвалось. Носишься тут, носишься. Целый день на ногах. Не пожрать по-человечески, ни отдохнуть. Под вечер совсем с реек съезжаешь. Сало – это, конечно, святое. Особенно то, которое Натаха коптила.

Этих слов, в качестве извинения, собеседнику оказалось достаточно. Довольно вздохнув, он водрузил на кусок хлеба башню из сала и протянул бутерброд провинившейся. Проследив, чтобы реакция соответствовала шедевру, он удовлетворённо крякнул и пообещал:

–– Не беспокойся, Елена Владимировна. Юную леди никто не обидит. Лично проконтролирую.

Поняв, что конфликт разрешился мирным путём, ребята облегчённо выдохнули и набросились на закуску. С голодухи,

«Натахино» сало показалось Анфисе восхитительным. Впиваясь зубами в скользкую белую мякоть, она, как Женя из знаменитой сказки Катаева «первую брала, на вторую смотрела, третью примечала…»

–– Трубецкой – это ваша фамилия? – Анфиса, наконец, перевела дыхание и сыто потянулась.

–– Нет, – расстроено вздохнул собеседник, – погремуха мне от жены досталась. Тридцать лет из одной колонии в другую кочую, а она следом. Я в тюрягу – она за мной, я на поселение – она на поселение… Сала накоптит, помидоров, огурцов насолит, сумку нагрузит и вперёд.

–– А Трубецкой причём? – откидываясь на стенку, поинтересовался молодой попутчик.

–– А хрен его знает, – честно признался поселенец. – Был у нас один умник, он и придумал. Говорит, символ верности. А по мне: если этот Трубецкой правильный мужик был, то и ладно, буду его имя прославлять.

Ближе к ночи незваные попутчики разошлись по своим местам и Анфиса, наконец, смогла удобно разместиться на полке. Полная яркая луна зажигала снежное покрывало за окном нереальным космическим сиянием. Намёты между железнодорожным полотном и лесом приобрели устрашающие очертания, словно армия белых орков вылезла из-под земли, переставляя толстые пушистые лапы. Сердце испуганно сжалось, и она быстро перевела взгляд вверх. Теперь блестящие глаза вселенной затопили сознание, и стало ещё страшнее. Такого обилия звёзд она никогда не видела, хотя частенько в детстве, ожидая мать у окна, разглядывала небо, сочиняя сказочные истории. Но те звёзды были мягкие, далёкие и недоступные. Эти же небесные светила оказались агрессивными, словно герои придуманных ею сказок, превратились из принцесс в злых шпионов.

Отодвинувшись к стене, Анфиса зевнула. Спать хотелось, но оценив громоподобный храп со всех сторон, она поняла, что здорового отдыха не получится. Кто бы мог подумать, что страшный Трубецкой и компания окажутся славными ребятами, развлекавшими её весь вечер байками из жизни зеков и смешными анекдотами. Если бы ещё не храпели, цены бы им не было.

Отодвинув потёртое одеяло, Анфиса опустила голову на постель и тут же подскочила. Смявшись, тонкая подушка выдохнула такой резкий запах хлорки, что глаза мгновенно наполнились слезами. Пришлось придумывать альтернативу постельному белью. Вместо подушки подошёл тёплый шарф, вместо одеяла – пальто. Кое-как умостившись, Анфиса вытянула ноги, рассчитывая часа два-три поспать, но, как только тело расслабилось, сон испарился. Одиночество угнетало, и сердце снова сжалось в испуганный комок. Через три часа выходить на маленькой незнакомой станции, кишащей зеками и не такими безобидными, как храпящий на соседней полке Трубецкой. А если Никуша не дозвонилась? А если Василиса задержится? Провести остаток ночи на безлюдном вокзале в пятидесятиградусный мороз… Только подумав об этом, волосы на голове зашевелились, словно морозный ветер северной ночи уже сейчас проник в сознание, готовя её к неприятностям.

Василиса была единственной представительницей их многочисленной семьи, которую Анфиса не любила. Много лет назад, когда вышедший после очередной отсидки отец решил собрать своё многочисленное потомство для знакомства, дружбы и дальнейшего сотрудничества, маленькая Анфиса невзлюбила старшую сестру и сохранила это чувство до сих пор. В тот год ей только исполнилось шесть лет и к ним в гости приехали Василиса и Елисей. Тогда, старший брат, вернувшийся из армии, казался старым весёлым дядькой, а Василиса угрюмой, неразговорчивой задавакой. Закрыв глаза, она снова ощутила себя маленькой девочкой на руках у отца. Хохочет Никуля, радостно хлопает в ладоши Димка. И только шестнадцатилетняя Василиса не отходит ни на шаг от отца, постоянно пытаясь взять его под руку. Сгорая от ревности, Анфиса незаметно толкала ногой невесть откуда припёршуюся сестру и, поджав губы, показательно целовала родителя, стараясь полностью завладеть его вниманием. Сколько лет прошло, а Вася, пожалуй, больше всех сохранила связь с отцом, поддерживая его в колониях, почти так же, как поддерживала незнакомая Натаха Трубецкая своего «князя».

Елисей много лет назад уехал за границу и, хотя не терял связь с родственниками, ей, Анфисе, так ни разу и не позвонил.