Тея Виллер - Блики прошлого. Наследие

– Хотелось угодить дочери, сделать запоминающийся подарок, и – ничего не получилось!

– Папа, как ты можешь так говорить! О таком подарке только мечтать!! Это же так здорово! Я сама буду участвовать в его восстановлении – может ли быть подарок лучше!

– Мог бы, мог бы.… Э-хе-хе… Я ведь сначала рассматривал превосходный и внушительный замок Бутрон.

– Ух, ты!! Наикрасивейшая достопримечательность Испании?! Бывшая резиденция Като лических королей?!

– Да-да, и одного твоего «Ух, ты!» – там маловато будет.

– Если не ошибаюсь, его история корнями уходит в XI век. Писали, что семейство Бутронов, над своим домом надстроило средневековую обыкновенную башню. А после реконструкции в XIV веке башня превратилась в истинный замок. Дальше – почти 300 лет – в забытьи. Только в XIX веке маркиз де Торресилья вновь отреставрировал его…

– Вот-вот. Сама понимаешь, не соблазниться таким великолепием, просто, нельзя. Одна история чего стоит!

– А как ты о нем узнал?

– Его выставили на продажу через аукцион за неуплату долгов. Замок, буквально, ходил по рукам. Он словно раб на невольничьем рынке. И отелем был, и всевозможные мероприятия там проводились.

– А что же наследники? Не уж то спокойно на все смотрели?

– Потомки… Потомки знатного рода Бутронов до сих пор живут в разных странах мира, но в жизни замка не участвуют. Он большой. Содержать его, средства нужны немалые. Но меня не это остановило. Для двоих он слишком велик, да и в чужой стране. У нас своих памятников архитектуры хватает, которые хозяйской руки требуют. Вот я и подумал, возьму какую-нибудь небольшую дворянскую усадебку, восстановлю – и старину сохраню, и тебя порадую.

– Это у тебя получилось! У меня даже слов не хватает, выразить свою благодарность, папуля.

– Благодарить не за что. Одни руины, Дея. Сделано, очень мало, если не сказать, практически ничего. Я хотел не таким его представить своей дочери…

– И что с того?! Твои переживания совершенно беспочвенны! Главное – он есть! И есть возможность заставить вновь сиять печать аристократизма, – Дея весело рассмеялась, обняв и поцеловав отца в щетинистую щечку. – Когда-нибудь ты здесь полноценно отдохнешь…

– Да-да… если буду располагать временем для отдыха. Единственное утешение то, что «все это великолепие» подальше от суеты сто личной…

Когда Дея впервые увидела будущее родовое гнездо, которое и усадьбой было назвать сейчас весьма сложно – старая развалина, относительно же размеров – то с этим все в порядке, как хотел отец – большой дом, то он в ней не вызвал столь уж каких-либо отрицательных эмоций, да и не мог. Единственное, что она никак не предполагала, так это то, какими приземленными окажутся мечты отца. Дея не осуждала отца за вложение, а только улыбнулась, так как знала – ничто его не пугает в этой затее и вряд ли остановит в достижении поставленной задачи – воссоздании островка феодализма с его утраченной роскошью. Но одно понимание того, что это старина – уже вызывала в ней неописуемое восхищение и внутренний трепет перед историческим прошлым.

Дочь своего отца, Дея догадывалась – причина его интереса кроется не в «старине далекой», а в тайне, окутывавшей одряхлевшую усадьбу, в недосказанности, покрывавшей ее развалины. Она предполагала, что, услышав от местных историю имения, в отце, проснулся тот азарт, который Дея так любила наблюдать в нем – подчас взрослый, серьезный мужчина загорался мальчишеской энергией и рвением, замыслив нечто, новое и грандиозное, отдавался весь свежему проекту. При всем своем математическом складе ума и прагматизме, неравнодушный, к всякого рода загадкам на логику, требующего многодневного рассуждения, Николай Романович был натурой необыкновенно романтической, что, несомненно, передалось дочери. Несмотря на то, что Дея с рождения была большей частью под пристальным вниманием няни, ее ум и практичность не уступали отцовскому. Нередко в поисках решений для сложных задач ее природная интуиция и чутье оказывали неоценимую услугу в делах отца. Они прекрасно ладили меж собой и понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. А потому его приобретение, даже если это были древние развалины, она приняла, как должное…

Поскольку жить в усадьбе пока было невозможно, Дея любезно приняла приглашение соседей, как раз на окраине деревни. Глава семейства Пучковых, приютившего ее, участвовал в восстановительных работах. Агафья и ее муж Федор жили вдвоем. Она полная женщина лет сорока пяти, выглядела чуть старше своего возраста. Голубоглазая, с пухлыми щечками Агафья напоминала одну из тех русских красавиц, о которых так часто и много писали на Руси. Ее темные волосы с прямым пробором посередине, были всегда собраны сзади в пучок. Агафья умело вела хозяйство и со всеми делами справлялась довольно шустро, заставляя удивляться Дею. «За что и люблю», – смеялся Федор. Высокий, крупного телосложения, седоволосый мужчина, с колючим взглядом непроницаемо черных глаз, вероятно, сразил наповал свою будущую жену пышными буденовскими усами, если ради него она уехала из Мурманска, где проходил военно-морскую службу Федор Пучков. Он был настоящим крестьянином: знал толк в земле, да и хозяйство вел грамотно. Поначалу Агафья, городская девушка, тяжело привыкала к местности, но забота и внимание мужа помогли ей со временем освоиться. Так они и прожили много лет. О детях Дея не спрашивала, а Агафья не рассказывала. Но пожить долго в их доме не пришлось. В один из дождливых дней молния попала в дерево, росшее вплотную к дому. Оно загорелось. Пожар перекинулся на здание и через два часа Агафья, Федор и Дея уже смотрели на все еще дымящиеся головешки от некогда бывшего большого дома. Делать было нечего, и они втроем поселились в разрушенном особняке. Комната Деи располагалась на втором этаже, Федор и Агаша – рядом с кухней, на нижнем. От рабочих поступило сочувственное предложение – построить времянку, но Дея, как и семейство Пучковых, отказались наотрез. «Достаточно, и того, что много сил понадобится на ремонт этих комнат», – дружно заявили они. Благородный жест всех троих незамеченным не остался, получив молчаливое одобрение у населения, покорил сердца многих. Эти три комнаты, на скорую руку, привели в порядок, обеспечив какой-никакой кров над головой. Конечно же, помещения требовали такого же качественного восстановления, как и все остальное, но делать было нечего, и оставалось только принять неизбежное, как данность.

Несмотря на то, что в житейском уме существует надежда и вера в нужные события, случайность же представляется, как нечто, чего могло и не быть, этакий проказник – дезорганизатор, но при этом «верный», играющий значимую роль, ход событий. Наличие такой случайности лишь доказывает организованный подход окружающего реального мира, делающего заблаговременное планирование и расчет целесообразным. А то, применятся, и эти две категории наделят познавательным смыслом будущее. Но кто же об этом задумывается, когда предстает пред фактом свершившегося…