Анна Бардо - Тень Мануила

С тех пор Мануила никто никогда не видел, хотя то тут, то там появлялись слухи о нем: кто-то говорил, что некий горбун служил спустя сто лет при султане Сулеймане и лицом он был как две капли похож на Мануила, но притом ничуть не состарился. А другая легенда гласит, что горбун был замечен во Флоренции, при дворе герцогов Медичи… Да только все это лишь людская молва – как ее проверить? Это ведь и младенцу ясно, что всякая власть на земле от Бога, но при каждом властителе есть свой диавол, искушающий его и так и сяк. А если государь поддался искушению, то уж и поминай как звали…

Вряд ли мне доведется когда-нибудь вспомнить, почему, слоняясь по району Бейоглу, из всех букинистических магазинов и лавок старьевщиков, каких здесь великое множество, я выбрал в тот день именно эту. Может, увидел в витрине что-то интересное, или ноги сами принесли. Но это был один из тех магазинов, что до смерти мне нравятся: не сверкающая чистотой арт-галерея для богатых коллекционеров и не сувенирная лавка, в которой обыкновенно покупают всякую мелочь в подарок родственникам. Нет, это был магазин с душой! Пахло в нем пылью старинных книг и все было многослойным, разным и неоднозначным.

Стены здесь пестрили историческими фотографиями: на одной – Ататюрк в полном парадном костюме османского янычара, на другой – старый городской трамвай поворачивает от Новой мечети на Галатский мост, на третьей – покосившиеся деревянные дома, каких в Стамбуле становится все меньше и меньше. Здесь можно было найти и множество книг, написанных еще арабской вязью, и старинные почтовые открытки с гашеными марками, и редкие издания Корана и Джалаладдина Руми.

А в отдельной стеклянной витрине в углу, между бесконечными стеллажами, полными книг, была целая выставка древних вещиц: позеленевший от времени бронзовый пузатый чайник с изогнутым носиком, стоявший на керамической подставке с традиционными сине-голубыми узорами, рядом – трубка для курения с неправдоподобно длинным мундштуком и маленькой чашкой для табака и потемневшая от времени ручная мельница, в которой какая-нибудь кухарка из богатого дома молола специи, должно быть, еще во времена расцвета Османской империи. Возле мельницы расположились письменные принадлежности: маленькие и большие металлические палочки для письма, устройство, служившее, видимо, для разметки строк, и металлическая чернильница, совсем крохотная, но, похоже, увесистая, в виде птичьей головы с приоткрытым клювом. К ней был привязан полуистлевший кожаный шнурок – доказательство несусветной древности.

Я долго рассматривал эту чернильницу в витрине, присев на корточки, а потом как-то неловко встал и случайно задел рукавом вертушку с открытками, тетрадями и блокнотами, стоявшую рядом. С самого верха вертушки прямо мне в руки свалилась пачка тетрадей, и я, как совершенный дурак, стоял и смотрел на эти тетради в полном недоумении. Неужели вот он, неожиданный ответ на так давно мучивший меня вопрос? Ответ до смешного простой и попавший в самую точку. Вероятно, действительно и не было никакого другого выхода для меня, кроме как записать всю эту историю на бумаге, и тогда ничего не будет упущено, забыто или потеряно…

Пораженный этой мыслью, я стоял в оцепенении, пока бархатистый, но строгий мужской голос не окликнул меня:

– Простите, с вами все в порядке?

– Д-да, – обернувшись, сказал я, внезапно вырванный этим вопросом из своих размышлений.

– Вы на эти тетради уже несколько минут смотрите, – проговорил он на ломаном английском (ко мне, впрочем, всегда так обращались, уж больно внешность у меня не турецкая), – а мне магазин скоро закрывать…

Я понял намек продавца и молча подошел к кассе, а он последовал за мной. Продавец немного сурово смотрел на меня своими черными глазами через половинчатые очки в роговой оправе, спущенные на самый кончик носа, отчего и сам выглядел как букинистическая редкость. Вероятно, он мог бы поведать мне очень много интересного про те вещицы, что были выставлены в витрине, но я не хотел у него в тот момент ничего спрашивать. У меня в голове уже была своя история.

Я достал кошелек, потом почти автоматическим движением вытащил из стакана, стоявшего у кассы, одну из копеечных ручек и положил на пачку тетрадей. Продавец молча нажал несколько кнопок на кассе, после чего я, подумав еще немного, положил на пачку тетрадей еще несколько ручек: одной здесь точно не отделаешься. Продавец снова нажал кнопки и выжидательно посмотрел на меня.

– Это все?

Вместо ответа я утвердительно кивнул и положил на прилавок купюру в 50 лир, так ни слова и не проронив, потому что был уже слишком увлечен тем, что собирал по кусочкам историю, лежавшую в разных уголках моей памяти.

Забрав покупки и сдачу, я вышел из магазина, и хозяин, проводив меня своим суровым взглядом из-под очков, пошел за мной, чтобы закрыть стеклянную дверь на ключ и повернуть лицом на улицу табличку с надписью «Закрыто».

Стоял душный стамбульский вечер, готовый наполниться протяжно-звенящим напоминанием муэдзинов об Аллахе. Над Галатской башней носились стрижи, и, по-видимому, собиралась гроза, хотя небо, едва тронутое розовыми отсветами опускающегося в Мраморное море солнца, было еще высоким. Словом, вечер был таким, что фрагментам моих воспоминаний в голове становилось тесно и они рвались на страницы только что купленных тетрадей, стремясь побыстрее стать историей. Историей, какой я ее себе представлял. И хотя мне хотелось что-то в ней приукрасить, а о чем-то и умолчать, но я понимал, что уж кому-кому, а самому себе врать совершенно бесполезно. Поэтому придется рассказывать все как есть, начистоту.

Выйдя из магазина, я перешел узкую мощеную улицу, сел за столик в ближайшей кофейне, нетерпеливо разорвал тонкую пленку, в которую были упакованы тетради, снял колпачок с ручки и еще до того, как официант принес мне кофе, а напряженное небо разразилось далеким раскатистым грохотом и первыми крупными каплями, падающими на сухую мостовую, еще до того, как муэдзины, будто бы почувствовав грозу, затянули свой звенящий призыв на вечернюю молитву, я исписал несколько чистых, скрипящих под мягкой гелевой ручкой страниц.

Дождь набирал силу, вода стала потоками стекать по мощеной улице вниз, а я полностью погрузился в то время, откуда эта давняя история берет свое начало. В поисках ее истоков я мысленно шел по городу и представлял, что передо мной движется человек. Он только что вышел в вечернюю тишь, вдохнул прохладный и влажный воздух, взглянул на серые облака, медленно ползущие по звездному небу, и направился по безлюдным улицам в сторону Золотого Рога, а на плечи и капюшон его ветхого плаща падают с неба первые капли мелкого дождя…