Екатерина Карташова - Агний Рун

Они вернулись в таверну, чтобы расположиться на ночлег. В зале постояльцев осталось немного, но хозяин заверил их, что свободных комнат нет. Было это правдой или он преследовал какие-то свои цели, осталось неизвестным. Однако, он посоветовал им дом на окраине, хозяева которого охотно пускали к себе за небольшую плату. Туда Бран и повёл свою компанию.

Дом оказался маленький и старый. Владела им пожилая супружеская пара. Комната для гостей у них была одна, зато при доме имелась баня, которую хозяин охотно согласился растопить. Девушки заняли её первыми и пропали там надолго. Вернулись они довольными, благоухающими свежестью и словно преображёнными.

Когда настала очередь мужчин, Плутак так долго упирался, что Брану пришлось его буквально силой тащить в баню. Корп отправился молча, но особенного энтузиазма тоже по этому поводу не проявил. Он явно смущался, был скован и хмур, в отличие от странника, который с удовольствием устроился на лавке, предоставив пару возможность хорошенько прогреть и расслабить уставшие мышцы. При этом он искоса посматривал за Плутаком, давая ему команды не халтурить. "Натирайся получше, а то не позволю тебе рядом с девушками лечь", – посмеиваясь, говорил он. При этих шутках паладин начинал недовольно сопеть и ещё больше хмуриться. Бран не мог не замечать этого, но демонстративно не обращал внимания и продолжал шутить в том же духе.

По возвращении в дом они обнаружили, что девушки не ложились и сидели вместе со старухой-хозяйкой за столом. Вид у них был серьёзный и загадочный, на столешнице перед ними был расстелен цветастый платок, на котором в хаотичном порядке лежали некие деревянные кругляши, с вырезанными на них символами. Все три женщины были так поглощены рассматриванием оных, что не обратили никакого внимания на вошедших.

– Это решение для тебя, как перекрёсток дорог, девочка, – сказала старуха, поднимая взгляд на Эднартайю. – Оно в любом случае всё в твоей жизни перевернёт, и однозначно правильного варианта тут нет. Выберешь его – тебя ждёт много переживаний, не выберешь – будешь всю жизнь жалеть и вспоминать.

– Ого, да это же руны, – вмешался Бран, глядя на стол. Хозяйка взглянула на него и быстро сгребла кругляши в мешок.

– Бросить для тебя? – спросила она, перемешивая их.

– Давай, – живо согласился он и подсел к столу. Паладин с демонстративно недовольным видом прошёл мимо них в угол, где были сложены матрасы для сна, и стал устраиваться.

– В тебе много силы, – сказала хозяйка, глядя на рассыпанные по столу руны. – Только ты боишься её. Да, в тебе сидит большой страх. Он мешает и в ближайшем будущем станет для тебя серьёзным препятствием.

– Это и без богохульных этих деревяшек ясно, – тихо пробурчал брат Корп в своём углу.

– И всё? – удивился Бран с весёлой улыбкой. – А как же про любовь рассказать?

– А тут про неё ни слова, – серьёзно ответила женщина. – О какой любви может быть речь, когда ты ни о чём другом думать не можешь, кроме как о своём страхе.

– Как-то не слишком весело, – заметил Плутак. – Может, лучше мне?

– Садись, – согласилась старуха. Она снова собрала кругляши и повторила свои действия с ними. Брат Корп из своего угла смотрел, как хозяйка, словно хищная птица над добычей, нависает над столешницей, как она пристально всматривается в маленькие деревянные фигурки, и ему было не по себе. Будто это его судьба сейчас зависела от её слов и решалась. В конце концов он не выдержал и отвернулся к стенке. Старуха долго вглядывалась в выпавшие руны, хмурилась, доставала ещё, снова вглядывалась. Наконец, она просто собрала их в мешочек, крепко его завязала и забрала со стола скатерть. – Береги себя.

С этими словами она вышла из комнаты, оставив молодых людей в некотором недоумении.

– Суровая дама, – произнёс Бран после минутного молчания. – Иола, а тебе она что сказала?

– Иола тут единственная, кому пообещали любовь, – ответила Эднартайя с усмешкой.

– Ну хоть кому-то что-то хорошее перепало, – хмыкнул странник. – Ладно, девчонки, не принимайте близко к сердцу, это всё байки. Никто, кроме вас самих, не может вашу жизнь устроить. Давайте лучше ложиться спать. Завтра снова ранний подъём.

И хотя все они охотно согласились со словами Брана, на душе у каждого остался неприятный осадок. Больше они не шутили и даже не разговаривали друг с другом, быстро постелили себе и легли.

Лес гудел тревожно под порывами ветра, шумела листва, трещали сучья и ветки, скрипели могучие стволы. Он словно дышал, перешёптывался. Слушая его ночную песнь, Эднартайя всё глубже зарывалась под покрывало. Ещё пару дней назад её жизнь была такой простой и понятной, её окружали знакомые любимые ею люди, и весь мир словно улыбался ей. А теперь она находилась далеко от дома, в компании проходимцев и бродяг. Слева от неё, завернувшись в покрывало по самые уши, спала Иола. Эта странная молчаливая девушка, из которой и слова не вытянуть, как ни пытайся. Справа, заложив руку за голову, спокойно спал Бран. Сейчас он казался ей совсем незнакомым и чужим, словно она никогда его раньше не знала.

Эднартайя приподнялась, чтобы посмотреть на него, но её внимание отвлекло какое-то движение за окном, ставни которого так и оставили на ночь распахнутыми навстречу лесу. Эднартайя бросила взгляд на оконный проём и чуть было не вскрикнула от ужаса. Там, снаружи ей почудился тёмный силуэт. Ещё мгновение, и его не стало. Девушка быстро легла и по примеру Иолы натянула покрывало до самых ушей. Дрожа от страха, она пыталась думать о том, что в доме как минимум два человека, которые не дадут её в обиду, что всё это ночные миражи и глупые видения. Так, успокаивая себя, она и задремала.

Корп долго ворочался с боку на бок. Он был так возмущён и раздражён, что сон никак не шёл к нему. Приходилось делить крышу не только с разбойниками и ворами, но ещё и с отвратительными святотатцами, оскорблявшими самого Всевышнего своими гнусными попытками заглянуть в его планы. Но постепенно праведный гнев стал отступать, освобождая место сну, и Корп увидел её. Она явилась ему такой, какой он встретил её в последний раз. Нежное юное лицо, светлое и чистое, в обрамлении вьющихся каштановых волос выражало тревогу и тоску, и во всей её небольшой фигурке, такой стройной и статной, натянутой струной звенело едва сдерживаемое напряжение. «Братишка, не бросай меня, мне так плохо! Так плохо! Не бросай, умоляю, у меня больше никого нет», – проговорила она со слезами. «Кара!» – позвал паладин и проснулся от звука собственного голоса.

За окном была глубокая ночь, шумел дождь, в доме все спали. Он лежал, слушая, как снаружи шлёпают по лужам капли. Слушал и ждал, пока успокоится разбушевавшееся сердце. И вдруг до него донёсся голос, повторявший его имя. Этот голос он не спутал бы ни с каким другим, тем более что лишь мгновение назад слышал его во сне. Паладин быстро выбрался из-под покрывала, встал и, подойдя к окну, выглянул в темноту ночи. Но стоило ему это всё проделать, как голос умолк, и всё, что он мог услышать, это шум леса и всё тот же шёпот дождя.