Екатерина Карташова - Агний Рун

А потом случилось странное. Он сам не понял, почему пошёл к работорговцу и вступил в торг. Они сошлись на цене, клетка открылась, и тонкая рука девушки легла в его ладонь. Теперь он владел ею полноправно. Отойдя в сторонку, Корп снял свой плащ и укрыл им бывшую рабыню. Проделывая это, он увидел на её обнажённой спине два длинных вертикальных шрама, тянущихся от лопаток вниз, к пояснице. Они казались свежими, и паладин спросил, что с нею произошло. «Мои крылья, отрезали крылья», – со слезами в голосе прошептала девушка на ломаном наречии.

Она закрыла лицо руками, пряча свой стыд и отчаяние. Корп почувствовал неловкость. Он отвернулся, пытаясь переключить внимание на что-нибудь более обыденное, и только тогда заметил, что окружающие с подозрением и недоверием смотрят на него. Было нужно скорее покинуть это неприятное место, а для начала купить Иоле какую-то более приличную одежду, нежели набедренная повязка.

На окраине города он нашёл лавку старьёвщицы, гнусной на вид и хитрой старухи, у которой имелись поношенные, но чистые и ещё крепкие женские платья и обувь. Она помогла девушке переодеться и причесаться, собрав её растрёпанные волосы во вполне опрятную косу. Принимая деньги от паладина, старуха с мерзкой ухмылкой произнесла: «Удачная покупка, господин». Эта фраза стоила Корпу отчаянных усилий, чтобы сдержать румянец стыда и возмущения, чуть было не проступивший на его лице. И всё это из-за странной, тихой девчонки, которая в данный момент робко смотрела на него.

Что было делать с ней? Никаких внятных идей у Корпа не имелось, но оставаться в городе им точно не стоило. Старьёвщица по его просьбе подсказала небольшой постоялый двор под названием "Берложье", находившийся на заброшенной старой дороге в нескольких часах пути от города. Там можно было остановиться и переночевать. «Местечко не самое хорошее, но там тебе, господин, никто не помешает», – уточнила она, хитро подмигивая. Оставив старуху вместе с её намёками, Корп усадил Иолу на своего коня и поспешил прочь из города.

Спустя несколько часов они добрались до постоялого двора. На вывеске из старых побитых досок довольно улыбался медведь, изображённый за столом с пенной кружкой. При взгляде на него брат Корп почувствовал жажду, которую до того не замечал. Возникшая мысль о кружке холодного пива мгновенно стала нестерпимо назойливой.

В задымлённый зал, освещённый чадящими лампами, набилось много народа. Одного взгляда на этих людей было достаточно, чтобы не захотелось не только с ними знакомиться, но даже находиться в одном помещении. Однако, выбора паладина не было. По крайней мере, посетители этого злачного заведения не заинтересовались их с Иолой персонами. Во время трапезы девушка всё поглядывала на своего спутника. Наконец, она решилась.

– Что ты делать мне, господин? – почти шёпотом произнесла она. Вполне резонный вопрос, ввиду приближающейся ночи.

– Мне предстоит долгий путь, и я не могу взять тебя с собой, – начал Корп. – Но я подумаю, как устроить тебя. Возможно, в один из женских монастырей. Это такое место, где живут добрые, смиренные женщины. Они позаботятся о тебе. И если ты будешь слушать и выполнять те несложные поручения, о которых они попросят, то не узнаешь горя, – пояснил он. Наконец, главный смысл её вопроса дошёл до него. – Тебе нечего бояться, я не причиню вреда. Мои обеты выше бренных страстей. И не зови меня господином.

– А как?

– Брат Корп.

– Хорошо, – кивнула девушка, пошевелила пухлыми губками, напрягая их, будто тренируясь и добавила, – Праткорп.

– Пусть так, всё лучше, чем господин, – смирился паладин.

Иола явно не всё поняла из сказанного им, но идея о безопасности ей понравилась. На её щеках, украшенных причудливыми синими знаками, даже проступил румянец, сменивший собой нервную бледность. Корп попросил её рассказать немного о себе, и девушка поведала странную историю. Она жила со своим народом в южных лесах, где все люди носят на коже голубые знаки, а на спине – крылья, что все они обладают особым даром видеть правду и потому никогда не лгут друг другу. Они строят дома высоко на деревьях, в глубоких джунглях, и мало кому из путешественников удаётся отыскать их чудесные поселения. У них особый язык, незнакомый никаким другим народам, они не знают рабства, плена и подчинения. Собственно, у них даже нет таких слов. Через большие промежутки времени они отправляются посмотреть на великую Реку. Принимая участие в таком походе, Иола попала в плен к злым людям. Большего она объяснить не смогла, не зная ни названия Реки, ни места.

Корпу приходилось встречать людей с юга, все они были темнокожими и темноволосыми, в отличие от этой девушки, светлой, будто северянка. И если история с синими татуировками как-то совпадала с правдой, то рассказ о крыльях и странном народе не оставлял выбора думать об Иоле иначе. Она была ненормальной. Её блуждающий взгляд и манера медленно тянуть слова только подтверждали подобную версию. Корп предположил, что, как и многие рабыни, она стала военным солдатским трофеем. Это вполне могло повлиять на её рассудок. Такая версия показалась ему удовлетворительной для объяснения всех странностей.

Так они и сидели друг напротив друга, огромный, словно утёс, рыцарь Ордена и хрупкая юная девушка, казавшаяся ещё светлее, ещё тоньше и нежнее рядом с ним. Время от времени она бросала на своего нового хозяина короткие взгляды. Война оставила след на его огрубевшем лице. Он пролёг преждевременными морщинами на лбу и в уголках рта, даже коротко стриженные русые волосы его торчали, словно шипы. И только в синих глазах Корпа сохранился какой-то мягкий огонёк, как маячок, мерцающий среди угрюмых, смертельно опасных скал.

В харчевне, где ужинали Корп и Иола, но только в дальнем грязном углу примостился Плутак. Как и многие другие бродяги, он промышлял воровством. Сложно было бы назвать его мастером в этом деле, но, как считали знакомые, удача сопутствовала ему. Он не только ни разу не попался, но даже тени подозрения не ложилось на его персону, пусть в момент обнаружения пропажи он был единственным человеком, которого обворованный мог увидеть рядом с собой. Происходило так потому, что Плутак был слеп. Обычно на это намекала повязка – грязная старая тряпка, которой он прикрывал свои глаза. Но даже когда ей не верили, её срывали и требовали, чтобы слепец открыл веки, перед сомневающимися представал другой неоспоримый, устрашающий факт. Его глаза были абсолютно белыми, словно художник, рисовавший их, забыл добавить зрачок и радужную оболочку. Юное лицо Плутака, имевшее привлекательные правильные черты, становилось при этом мёртвым, словно у статуи. Тогда он торопливо отворачивался, натягивал свою повязку, и снова его щекам возвращался румянец, а губы расходились в мягкой, дружелюбной улыбке. Эта обезоруживающая улыбка в совокупности с его увечьем снимала всякие подозрения.