Анатолий Завражнов - Земля бессмертных Восток

– О чём это ты вдруг размечтался, Виктор? – недоумевает Матушка. – До рассвета время еще есть, подготовишься. Да о чём я – ты к любому разговору, кажется, готов…

– Матушка, – спросил лекарь задумчиво, – а не хочешь ли ты до Строгого зала дойти сама, на своих двоих?

– Не надо так шутить, чужак. Пусть даже ты и считаешь себя лекарем. Такой возраст не лечится, – Матушка прикрыла глаза.

– Я и не собираюсь возраст лечить – это не болезнь, а заслуга! Его не лечить, ему завидовать надо. А вот небольшая поддержка организму не помешает, правда ведь? На дочку-то взгляни еще раз. И потом, веришь ты мне или нет, но если честно, что тебе может повредить, а попытка – она же не пытка, верно?

– Как ты сказал, лекарь? – Матушка открыла глаза, усмехнулась. – Что мне уже может повредить, шутник? А про попытку с пыткой надо запомнить, не перепутать бы…

Марэн, когда Мальцев попросил Матушку посмотреть на неё, как-то напряглась. Но спросила о другом:

– Виктор, а ты точно уверен, что что-то может получиться?

– Всё больше уверенной становлюсь я, – вдруг вместо лекаря ответила Матушка. – Дочка, вижу, ты так спешила сюда, что не успела в зеркало глянуть, растрёпанная вся такая. Марш в ванную!

Марэн подозрительно посмотрела на обоих и прошествовала в указанное место. Сиделки насторожились. И не зря. Из санузла донесся то ли визг, то ли писк, звон стекляшек плюс невнятные возгласы, что-то вроде «ой, мамочки!», «о, небеса!», и тому подобное возмущение. Резко распахнулась дверь, возникла Марэн, взъерошенная, глаза горят, руками странно водит…

– Ой, ёлки-палки! – перепугался Мальцев, закрыл лицо руками и спрятался за спинку кровати Матушки.

– Где он? – с обещанием неприятностей в голосе, спросила Марэн. – Куда девался этот… этот… Мама, ты же сразу увидела вот это, – Марэн провела руками по своему телу сверху вниз, – почему не сказала?

– Дочка! – расхохоталась Матушка. – Чего ты яришься, ведь изменилась-то ты к лучшему! А я не стала говорить, потому что пришлось бы сообщить Виктору, сколько лет назад ты была такой, как сейчас. Сказать?

– Нет! Мама, только не это! – прямо-таки возопила Марэн со страхом. И что тут страшного-то, непонятно. – Виктор, выходи, где ты там! Не трону я тебя. Почти не трону!

Стало быть, теперь лекарь узнал: когда Марэн «почти не трогает», значит, долго висит на нём с некоторыми другими действиями рук. Ладно, потерпеть это можно, зато она хоть маленько, но поверила – ещё бы, после зеркала, да и урок не забылся ещё. Умница!

– Для начала, Матушка, тебе обязательно нужно что-то съесть, – начал Мальцев-маг работу.

– Вот съесть вряд ли получится, – с сожалением произнесла пациентка, – утро далеко, а есть через силу, было бы через чего…

– Это поправимо, главное, ты умеешь не сопротивляться хорошему. Марэн, организуй как можно больше еды. Всякой, особенно мяса, овощей. И для начала много бульона. А еще для начала – быстрей давай, нечего ох… не обледеневай, распоряжайся!

А та, действительно, застыла. От радости, небось. Или от наглости чужака, какая разница. Но выполнила, что сказано.

– И кстати, кто не спит из сестёр, пусть здесь рядом околачиваются, а то будет потом недоверчивость девичья, оно мне надо? Кто-то встанет с Матушкой – поддержать, обсушить, а главное – покормить. Меня тоже придется… Марэн, ты давай к маме, а ко мне – выбери кого покрасивее. Подзатыльник-то за что?

Храм начал походить на разбуженный улей с непонятливыми пчелами: темь еще на дворе, куда лететь? Но если не спим, но покусаем за тревогу. Всё верно – пока храмовницы не знают, что Виктору предстоит. Точнее, уже не только ему – как там вывернулись посыльные на кухню, даже удивительно, но у постели Матушки неведомо откуда взялся стол с мисками, плошками, ложками, чашками и даже кубками…

Первый сон-наркоз всего лишь на минуту. Подпитка каналов, очистка кровеносных и иных сосудов, выправление легких, пищевода, желудка, кишечника… Умная, давно «ручная» энергия знает сама, что делать. И знает, что нельзя переборщить – организм истощён, а восстановление за его же счет… Теперь пару минут просто поспать.

– Порядок действий будет такой, – объявил всем, – пока Матушка спит, меня не касаться даже мизинцем. Когда она просыпается, причём не совсем, а чтобы поесть – в это время обеспечьте протирку моего организма. Со мной не разговаривать ни в коем случае. Так будет повторяться несколько раз, пока я не открою глаза. Всё понятно?

Молчание – согласие.

– Просыпайся, старушка! – первое пробуждение.

Проснулась, с ходу заявила:

– Есть хочу!

Вот так и началось. Сначала – бульон, несколько кусочков мяса, овощей… Снова короткий сон, недлинное бодрствование с едой, опять сон – уже длиннее, снова и опять… Матушка не произносила ни одного слова и ни на кого не обращала внимания. Конечно, чувствовала перемены в организме, волноваться начала. Да и не только она – это было видно с закрытыми глазами, окружающие сёстры – а их было много, да все, скорей всего, – замерли, не слышалось и дыхания. К счастью, не забывали стирать с лекаря и пациентки пот. Её кормили от души. А Виктора нет… И пот не со всего убирали – одежда промокла больше, чем до нитки… Лентяйки! Хотя рубаху все-таки догадались стянуть. Последние штрихи: волосы – в новой гриве надо оставить немного седины, зубы… оказалось, тут делать нечего, все же Валентинино лекарское искусство на высоте.

– Девушки, сделайте Матушке массаж! Полный!

Выполняют. Пока всё молча.

С трудом Мальцев открыл глаза, свои, естественно. Гениально! Но результат оценивать не ему, да и нечем пока – мозги уплывают в сумрак. Убрал анестезию окончательно, полностью освежил сознание больной, думается, что сейчас ей уже будет не до еды… Правильно подумалось. Матушка несколько раз проводит руками по своему организму, затем потрясенный шепот:

– Пресветлая Валента, это – я? Волосы, кожа… У него получилось! Где этот лекарь? Где это блаженство для Марэн?

Вот она и оценка – коротко и ёмко! О, жен… С такого расстояния всё не рассмотришь, но лицо эльвины хотя бы видно, точно. Не шибко молодое, конечно, лицо, лет на пятьдесят, может, чуть больше, кое-где морщинки… Но в целом ничего так, всё на месте: чуть раскосые зеленые глазищи, прямой нос, в меру полные, довольно бледные еще губы.

– Виктор, ты чудовище, ты – женский ужас! Что ты натворил с моим телом? Ты знаешь, сколько мне лет?

– Знаю, – не стал отпираться ужас, – женщине столько лет, на сколько она выглядит. Тебе мало, Матушка?

– Вот зараза! – удивляется она.

Кстати, что это у Матушки, у Великой такой жрицы, за лексикон? Где набралась-то? Хотя за столько лет… Но какой пример подает совсем неокрепшим головам сестёр, и почему это обязательно в адрес лекаря?