Александр Димидов - Четыре унции кофе

В понедельник, за два часа до захода солнца, я был свободен, как пилигрим, страдающий амнезией. Моя «Тойота» рассекала холодный ноябрьский воздух. Весь мой скарб (бог с ней, с плазмой) был при мне. Ничто, кроме женщины, так и не ставшей моей, и разорванной ренты не удерживало меня позади.

Я не знал, куда еду и зачем. Бак был полон. Бумажник распух от наличных. Впереди лежала бесконечная дорога. Я сделал «More Than Words» погромче, убавил печку и пару часов наслаждался тупым вождением, без цели, намерений и задних мыслей. Мой мозг приближался к статусу табула раса. Я дал вольную телу. Теперь оно вело меня вперед. Оно хотело отлить – я сворачивал на заправку. Оно хотело есть – я ужинал в придорожном кафе. Когда ему потребовался отдых и совсем стемнело, я остановился на ночлег в первом попавшемся мотеле.

Типичный одноэтажный клоповник из тех, где разрешается курить, все же имел кабельное и вай-фай (за пароль с меня содрали дополнительные пять баксов). Я спал, как убитый. Утром, позавтракав омлетом с пережаренной ветчиной и запив это чашкой помоев, почему-то называемых кофе, я принялся шарить по сайтам в поисках работы.

Мне повезло. Учителя требовались повсюду. По умолчанию, решено было до поры до времени избегать мегаполисов. Жизнь в большом городе, даже если речь шла о дорогих районах резиденшиал, меня несколько утомила. Хотелось меньше суеты и больше живописи. В конце концов, чем были мои обычные выходные на протяжении всех этих лет, как не бегством из каменных пещер на лоно природы? Я подумал, что жизнь в провинции скучнее, но зато и более спокойна. Будет время осмотреться по сторонам и помыслить о делах наших скорбных.

После Мида я мог запросто открыть любую провинциальную дверь. Такое бывает. Иногда гарвардский профессор, окончательно отравившись парами Камю, Эллингтона и дорогого вермута, способен низринуть себя до сельских пейзажей Айовы. Я летал не так высоко, но мой прежний педагогический опыт давал мне фору.

Вобщем, целый день был потрачен на бесконечные рассылки резюме по всему Западу. Уже к вечеру стали приходить первые ответы. Меня рады были бы увидеть в Стоктоне и Раш Вэлли, с нетерпением ожидали в Фэрфилде, Нефи, и Сидар Форд. К следующему полудню таких приглашений было уже двадцать шесть. Ни одно из них не сулило заработков, даже отдаленно напоминавших школу Мида. Но я понимал, что смогу сэкономить на ренте и прочих расходах. Чем глубже в лес, тем дешевле хижины. Конечно, забираться в откровенную тьмутаракань, где на заброшенном консервном заводе воют выпи, а в округе шляются великовозрастные жертвы инцестов с вечной улыбкой гнилых зубов, мне не хотелось.

И на помощь пришел Google. Google Earth показывала мне любую из заданных локаций во всевозможных ракурсах – со спутника, с высоты птичьего полета, в уличном режиме, как если бы я сам прогуливался по округе. После такого знакомства некоторые из предложенных мест отпали сами собой. Другие показались мне симпатичными.

С самого начала Флаин Спэрроу в Юте подкупал богатой зеленью, аккуратными домами (его основали мормоны на рубеже веков) и удобной транспортной развязкой. До Хэбэр Сити оттуда можно было добраться за два часа, что немаловажно для общения с внешним миром. Я решил временно не пользоваться кредиткой и не звонить с нового места. Пускай обо мне забудут.

Директором местной школы оказалась миниатюрная Пэгги Джонс, дамочка с принципами, эдакая провинциальная егоза «метр в кепке» с комплексом вечной отличницы. Школа сияла чистотой. Приняли меня вполне радушно. В нашем первом разговоре Джонс заметила, что, хотя Флаинг Спэрроу нельзя назвать центром современной цивилизации, она надеялась, что в моем лице школа обретет гида и помощника в освоении самых передовых методик. О да, сказал я, разумеется, и подумал: с тем и приехал. По части жилья проблем тоже не возникло. Здесь не было квартир, зато сдавались целые дома за половину того, что мне приходилось платить в Мэдфорде. Меня все устроило.

Через день я переехал в небольшой двухэтажный дом на самом отшибе, у соснового бора. В моем полном распоряжении была большая гостиная внизу, светлая кухня, подозрительно чистая ванная с туалетом и две спальни на втором этаже. Еще имелся чердак. Вход в погреб был закрыт, о чем мне предупредительно сообщил агент еще до показа. Мол, там хозяева хранят свои пожитки, включая старую мебель. Я не возражал. Мне понравился этот дом, потому что он был теплым, светлым и уютным, стоял в тихом месте, а с балкона второго этажа открывался потрясающий вид на бесконечное поле, обрамленное лесными зарослями с обеих сторон. Сплошная тишина и умиротворение. Как раз то, что нужно для размышлений о жизни, счастье и любви.

Но зимой школьные будни поглотили меня целиком. Личного кабинета уже не было, зато рядом с учительской имелся зал для настольного тенниса. Через пару дней я выяснил, что физкультурник, биолог и химичка играют так себе, а вот географ способен содрать три шкуры.

Ему было под пятьдесят, и он двигался, как бог – плавно, с хорошо поставленной академической стойкой. Он расстреливал меня, смеясь, финтил, заставлял проваливаться, словом, от души издевался над наивным любителем. После нескольких партий с меня градом лил пот. Поэтому мы договорились сражаться в конце дня, перед уходом.

Вечерами я читал. Телевизора у меня не было, мне вполне хватало ноутбука. По выходным здесь все ходили в церковь. Миссис Джонс как-то спросила, скрывая явное недоумение, почему она не видит меня в соборе?

– Их бин агностик, – сказал я первое, что взбрело в голову, почему-то на немецком.

– Вы не верите? – проникновенно спросила она.

– Верю, – ответил я, – но не могу определиться.

Она многозначительно покачала головой, но оставила меня в покое.

Флаинг Спэрроу с его патриархальным укладом явно не был построен для развлечений. Продвинутая местная публика предпочитала сваливать в Солт Лэйк при первой же возможности и там уже отрываться на всю, вдали от осуждающих взглядов и слухов. Пару раз меня звали с собой. Я вежливо отказывался. Напиться и отодрать по пьяни коллегу, с которой потом всю неделю будешь встречаться нос к носу и сконфуженно отводить глаза – то еще удовольствие.

Я часто думал о Хлое. По сути, из-за моей дурацкой привязанности к ней (не секс был тому основой, многие двадцатилетки давали ей фору за глаза) я потерял любимую работу, обычный уклад и едва не расстался с жизнью. И я готов был идти дальше, если бы она сделала хоть малейший шаг мне навстречу. Хотя бы кивок, разворот туфель в мою сторону. Alas! А если этого не случилось, то кем я был в ее жизни? Бойфрендом, парнем на перепихнуться? И кем был он? Наверное, удобно держать при себе чудовище, которое оплачивает твои счета, играет с ребенком и заодно отгоняет от тебя очередного любовника, едва чувства переживут пик.