Степан Осокин - Хрустальный остров. Роман

Пошли к заливу. Валерий остался у шатра разводить костёр при помощи очков Коркина. С ним остались Зайцев и Забоев.

Тряпки не так легко опускались в воду это не сеть и Антон с Иваном намучались с его изобретением. На берегу их поддерживали Ковров, Настя, Пётр, Артист и Белкин.

– Вы там попробуйте. Там должно быть много рыбы, – давал советы Ковров.

– Давай попробуем, как рамкой водить, – предложил Иван. – Давай ведём к берегу.

Спустя полчаса мытарств в их бредень-рамку попались первые пять рыбок.

– О. Наконец-то! – обрадовался Артист.

– Кидайте их сюда, – скомандовал Ковров. – А ты собирай их, – приказал он Артисту.

Так они наловили девять рыбок. Рыбаки измучились и устали.

– Всё, харэ, – сказал Иван, вылезая на берег. – Устал.

– Молодец.

Настя поцеловала его в щёку.

Они направились к стоянке.

– Девять на десятерых никак делиться, – сказал Ковров.

– Мы по-любому голодными не останемся, – сказал Бондаренко.

– И Настя, – добавил Иван.

Валера развёл костерок. Рыбок поджаривали, нацепив их на острые палочки. Поджаренные складывали на большом зелёном листе какого-то растения, который принесла Настя.

– Как делить-то будем улов? – вопрошал Ковров.

– Одному точно ни хера не достанется, – сказал Белкин.

– Одну рыбку побольше можно поделить на две части, – предложил Валера.

– Грёбаный гуманист. Свою и дели с кем-нибудь, – сказал Бондаренко.

Собравшиеся у костерка островитяне не заметили, как к уже поджаренной рыбке подкрался Коркин.

– Эй! Ты чего творишь?! – заорал Иван.

Коркин буквально в мгновение проглотил одну рыбку с головой, хвостом и костями и схватил вторую.

Белкин бросился к нему, но Коркин успел проглотить и вторую рыбку.

– Ты, что! Падла!

Урка схватил барыгу за горло, но рыбку уже было не вернуть.

– Вот тварь!

Бондаренко смачно плюнул себе под ноги.

Ковров развёл руками.

– Вот урод.

Белкин врезал Коркину в челюсть, но тот устоял на ногах. Он был в два раза больше уголовника. От второго удара Коркин увернулся и сам съездил кулаком в глаз Белкину. Тот упал навзничь. На Коркина набросились Антон и Ковров. К ним присоединился вставший Белкин. Коркина повалили на песок и принялись пинать ногами.

– Прекратите! – кричала Настя.

К дерущимся бросились Валера и Зайцев. Они оттащили драчунов от тела Коркина. Правда, Зайцев получил в запале от Бондаренко нечаянно удар в глаз и упал на пятую точку.

– Забирайте мою рыбу, – сказал Валера.

– И мою, – проявил солидарность Зайцев.

– И мою тоже, – присоединилась к ним Настя.

– Люди вы или звери? – вопрошал Валерий.

У Зайцева появился фингал под глазом. Бондаренко и не подумал извиняться. Трое отказавшихся от еды островитян остались вместе, а другие пошли к стоянке к еде.

Рыбок быстро съели.

– Как будто ничего и не съел, – сказал Петя, обгладывая кости рыбки.

– А ты чего хотел? Тут всего грамм пятьдесят, – сказал Бондаренко.

– Да так мы ни хрена не наедимся, – заметил Белкин. – Только ещё больше есть хочется.

– Скорее бы дали о себе знать мафия или государство, – сказал Бондаренко.

– Ага, если, конечно, версия доктора не окажется правильной. Тогда нам точно конец, – сказал Иван.

Валера, Платон и Настя пошли в лес к источнику попить воды.

– Знаете, а я даже лучше начал себя чувствовать, оттого что мало ем, – признался Зайцев. – Может быть, я тут похудею, наконец? Еда – это зло и болезни.

Пришли к источнику. Вода казалась вкусной, как газировка. Валера пил воду из ладоней, за ним утолил жажду Зайцев. Последней к источнику подошла Настя. Она нагнулась, чтобы подставить ладони к воде. Через шорты выпирали её упругие ягодицы. Доктор уставился на них, как загипнотизированный удавом кролик.

Он жил и работал в Зарайске в центральной районной больнице.

– Скальпель, – скомандовал Платон.

Вика протянула ему скальпель. Он взял инструмент и задумался немного, глянув на Вику. Кажется, она опять была без нижнего белья. Мерзавка. Что она творит? Один только белый халат на упругом стройном хорошем теле. Это провокация.

– Платон Андреевич, – обратилась к нему Вика.

Что ей ещё надо? Ах, да, операция. Надо удалить часть кишечника этому толстому борову. Это кажется какой-то депутат. Точно депутат. Он вспомнил, как в приёмном отделении на него напал брат этого пациента рыжий и противный, похожий на олигофрена из вузовского учебника в медицинском институте. Этот типок орал ему, держа Платона за грудки:

– Ты знаешь, что мой брат – депутат, уважаемый человек и важная фигура в городе и районе?! Знаешь?! Если он умрёт – тебе конец! Я тебе это обещаю. Ты понял меня? Доктор Айболит.

Рыжий сверкал пустыми синими глазами.

– Ведите себя прилично, молодой человек, – сказал спокойно Платон.

Его спокойствие только раззадорило недоумка.

– Ты, доктор, вообще, ничего не понимаешь что ли?!

Рыжий отпустил Зайцева.

– Если не успокоитесь, будете сами делать операцию вашему дорогому брату вместо меня, – пригрозил Платон.

– Смотри у меня. Я тебя предупредил.

Платон развернулся и пошёл. Он уже привык к угрозам. Его четыре раза грозили убить, два раза изнасиловать, пять раз покалечить. Это Россия. Менталитет. Родину не выбирают. Хотя, парочка его закадычных друзей ещё по институту свалила из нашей прекрасной страны.

Операция прошла успешно. Депутат, скорее всего, ещё будет жить приличное количество лет, а лучше бы и не жил наверно. Платону почему-то разного рода чиновников и депутатов было совсем не жалко в отличие от простых людей. Его рыжий брат видимо порядочно зависел от него, был у него на побегушках каким-нибудь помощником, «сбегай принеси то, отнеси это, сделай нам чайку покрепче, пошёл в жопу». Он так и не научился даже при своём гнилом характере воровать и мутить серьёзные дела, как его старший брат. К сорока восьми годам Платон научился быстро читать характеры и судьбы людей по первому разговору с ними. Скоро пятьдесят! И чего он добился? На работе его уважали. Только за уважение в Матушке-России деньги не платят. Разве что, налом иногда за отдельные операции. Хирург в больнице кто-то вроде бога. Даже такой неказистый, склонный к полноте Платон пользовался бешеным успехом у медсестёр и других врачих.

Он закрылся в ординаторской, приоткрыл форточку, махнул из мензурки немного медицинского спирта разбавленного водой и закурил, развалившись в кресле у окна. Курение давало ему иллюзию кайфа. В ординаторской было темно. Платон любил отдыхать в темноте. В дверь постучали. Платон ничего не ответил. Он так и думал, что это Вика. Она тихонько прокралась к нему, держа деловито руки в карманах халата. Проказница чего-то хотела от него.