Андрей Болотов - Князь. Летопись Мидгарда

– Все лекарства готовы, – по ходу дела говорил он, – и я сам отнесу их в храм, если вы еще немного подожде…

Он не закончил предложение, а руки, до того быстро и уверенно укладывающие зелья, вдруг остановились в воздухе. Сильвестр замер. Адалинда, вновь встревоженная столь резкой переменой в поведении молодого алхимика от суетливости к полному ступору, попыталась его окликнуть, но Сильвестр не отвечал. С двумя склянками в каждой руке стоял он над алхимическим столом, будучи не в силах пошевелиться, а взгляд его, тем временем, с невероятной быстротой скользил по столбцам и строкам висевшей над столом таблицы.

«Периодическая система химических элементов!» – пронеслась в его голове мысль, определенно ему не принадлежавшая. – «Полная! И даже дополненная. Черт, да здесь более двухсот элементов!».

– Все хорошо? – предприняла еще одну попытку «вернуть» Сильвестра Адалинда, на сей раз, сопровождая свои слова робким прикосновением к плечу алхимика.

И даже столь легкого касания оказалось достаточно для того, чтобы вновь отправить Фауста в забытие. Одна из склянок выскользнула из дрогнувшей руки Сильвестра и разбилась.

– Да, да. Все в порядке, – наконец отозвался он, не вполне отдавая себе отчет в том, что не понимает причин внезапного ступора и удивления давно знакомой таблице, а, всего лишь, пытается придумать этому рациональное объяснение: – я просто… заметил ошибку в одной из своих новых формул.

И все же молодой алхимик был явно смущен случившимся и поторопился избавиться от неприятного ощущения.

– Ну вот! Все готово, – закончил он сборы. – Мы можем идти.

Но пусть от дома мастера-алхимика Зира до храма Исиды было не далеко, за время пути Сильвестр не единожды терялся в событиях, что не осталось незамеченным Адалиндой. Ее спутник пропускал мимо ушей некоторые вопросы и рассказы, часто переспрашивал, отвечал невпопад и вообще, временами, будто вовсе отсутствовал разумом и душой, а когда Адалинда обратила на это его внимание, не нашел ничего лучше, чем сослаться на то, что просто не выспался.

Фауст гостил в сознании Сильвестра все чаще, а провалы становились все реже и короче. Два разума сливались воедино: Фауст как бы подменял собою Сильвестра, впитывая его воспоминания, его знания об этом мире, саму его жизнь, не замечая, как теряет все тоже самое, но свое. Сильвестр же, постепенно растворяясь в Фаусте, терял власть над собой и уступал ему место. Продолжая свой путь через поселок, в котором прожил уже почти три года, он часто оглядывался, а порой останавливался и с непонимающим видом осматривался вокруг, будучи уже не в силах отделить интерес Фауста к этому месту от собственной к нему привычки.

Сильвестр и Адалинда приблизились к храму Исиды – матери и царицы богов восточного пантеона. Великолепная пирамида, из гладко вытесанного песчаника с золотой фигурой расправившей крылья женщины на вершине, была вторым по значимости святилищем Исиды на Сандаане, после храма в Халиф-ар-Саде. Впрочем, теперь, когда все внимание богов, и не только восточного пантеона, приковали к себе острова злосчастного Краеугольного архипелага, храмы, перестав служить резиденциями богов, стали временными приютами для беженцев все с тех же островов.

Сильвестр и Адалинда вошли внутрь. Далеко впереди, в темноте освещенного лишь свечами центрального помещения храма, Верховная жрица в роскошном одеянии из воздушных белоснежных тканей и золотых украшений и несколько почти обнаженных сестер самого высокого ранга, проводили ежедневный ритуал поклонения богине вокруг алтаря перед ее пустующим троном. Остальные служительницы Исиды, тем временем, корпели над десятками беженцев, размещенных в части боковых и задних помещении храма. Присоединилась к ним и Адалинда.

К тому моменту, когда Сильвестр и Адалинда входили в храм, молодой алхимик уже начал терять власть над собственным телом. Он стал часто спотыкаться, от судорожного подергивания мышц зазвенели в коробе склянки, а на лице отразился страх перед тем, что с ним происходит и выступил холодный пот, который он даже не мог отереть, потому как руки перестали его слушаться.

Когда Сильвестр с трудом разжал кулак, передавая короб с лекарствами жрицам, он был мало отличим от больных и несчастных беженцев, во множестве здесь присутствующих. А большинство беженцев пребывало в ужасном состоянии. Слишком долго они оставались на холодных, сырых и грязных землях архипелага, до последнего затягивая свой отъезд, и теперь, кашель, хрип и стоны несчастных оглашали стены приютившего их храма.

Сильвестр не мог дольше оставаться в храме: он был очень напуган своим состоянием. Однако, на пути к выходу, за полу его одеяния схватился всеми брошенный бледный старик. Почему-то все сестры проходили мимо него, не понимая чего он хочет.

– Одеяло. Пожалуйста, дайте мне еще одно одеяло, – вполне понятно и отчетливо попросил старик.

Сильвестр, одной непослушной рукой поддерживая другую, исполнил просьбу несчастного, затем дал старику немного согревающего отвара и, торопясь уйти, быстро сказал несколько успокаивающих слов в ответ на его благодарность.

– Ты знаешь язык Ньёрдлунда? – услышал он, вновь задержавший его бегство, вопрос Адалинды, удивленно наблюдавшей эту сцену с другими сестрами. И только теперь Сильвестр догадался, почему старика никто не понимал: тот говорил на мало известном языке, живущих обособленно от остального мира, северных кланов.

– Видимо да, – в свою очередь удивился своим познаниям Сильвестр, странным и пугающим голосом, будто одному эхом вторил другой.

«У сновидения есть свои преимущества», – пронеслась в его голове не вполне понятная мысль. – «Какое еще сновидение? Какие преимущества?».

И на лице молодого алхимика вновь отразился страх, а взгляд его бешено запрыгал вокруг. Сильвестр «слушал» свои слова и мысли и не мог определить, которые из них его, и вообще, принадлежат ли они ему.

– Ты в порядке? – сама потеряв счет тому, насколько часто сегодня задавала она ему этот вопрос, взволнованно спросила Адалинда, беря его за руку и стараясь поймать взгляд. Однако, на этот раз ответа не последовало: Сильвестр потерял сознание.

Его отнесли в дом мастера Зира, но ни зелья алхимика, ни молитвы и уход Адалинды и верховной жрицы не могли справиться с неизвестным недугом, постигшим Сильвестра. Ему становилось только хуже. Впрочем, постепенно боль Сильвестра становилась болью Фауста.

– Зуб даю, это Радж во всем виноват, – отчаянно сжимая кулаки, проговорил мастер Зир, беспомощно наблюдая за страданиями своего ученика. – Это из-за него в поселении творятся все неприятности.

– Он лишь исполняет желания, и делает это помимо своей воли, – вступилась за Раджа Адалинда.