Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Книга 1

Наверное, по таким же мотивам сделал свое признание и Сорочинский…

Схоронив погибших под растревоженной осыпью, Пилицин продолжал работы по поиску входов в пещеры и откладывал их обследование до весны. Каждый день, когда поисковики возвращались в избу, он требовал с каждой пары подробного отчета, придирался к каждой мелочи, даже умышленно провоцировал конфликт, чтобы выяснить – кто? Кто еще уполномочен ликвидировать экспедицию? Он подозревал оставшихся двух чекистов, ибо склонить к такой миссии пришедших со стороны штатских людей было и опасно, и трудно. И напротив, стал исключать из подозреваемых показавшихся ему надежными, без двойного дна, людей. Первым исключением стал Андрей Петухов. Огромный, барственный, даже несколько высокомерный и самоуверенный человек никак не мог согласиться на такое дело. Да и вряд ли такому могут его предложить.

И он решился на комбинацию. Во второй половине зимы, когда увеличился световой день, он взял с собой Петухова и отправился на рекогносцировку пещер. Поскольку Андрей был топографом и маркшейдером, то без него никакой разведки произвести было нельзя. Это не должно было вызвать подозрения у «ликвидатора», если таковой оставался в составе экспедиции. В первой же пещере Пилицин открыл Петухову тайное признание умирающего Сорочинского. Разговаривали в полной темноте – берегли факелы, и потому невозможно было зрительно проследить за реакцией Андрея. Зато по его дыханию с каким-то стоном, будто от зубной боли, Пилицин понял, что топограф попросту разъярен. Вместе они разработали план по выявлению и ликвидации самого ликвидатора. Он был прост и надежен, как трехлинейная винтовка. После нескольких дней работы в пещерах Пилицин заявил, что все поиски он прекращает, поскольку царская казна, вывезенная Колчаком, найдена. Для пущей убедительности он привел весь состав экспедиции к одной из пещер и велел подорвать узкий лаз из одного зала в другой, а вход в пещеру замуровать камнем, благо, что он начинался из вертикальной карстовой воронки. После этого он определил ночной наблюдательный пост неподалеку от входа. Каждый часовой обязан был заступать вечером и возвращаться утром строго в определенное время. При существующей дисциплине никто бы не посмел уйти с поста ни при каких обстоятельствах. Разумеется, кроме ликвидатора, который решится покончить со спящими товарищами.

Дежурили с Петуховым по очереди – прикидывались спящими и лежали всю ночь с маузерами наготове. Ликвидатор должен был клюнуть очень скоро – оставались недели впереди, когда еще можно пройти в горах на лыжах и по весеннему насту. Потом разольются реки и ручьи, и тогда сидеть придется до лета. К тому же очень уж удобно было уйти с поста, подобраться к избе и, распахнув дверь, расстрелять одной обоймой всех сразу – спали на одних нарах вдоль торцевой стены напротив входа.

А им мог оказаться каждый заступающий на пост. И когда утром часовой возвращался, насмерть промерзший, у Пилицина отходило сердце: не этот… Но через шесть дней закончился первый круг, а результата не было. И только на втором кругу не спавший ночью Петухов услышал шуршание наста у стены. Он тихо встал, прокрался к входу и замер возле косяка. Дверь открылась медленно и беззвучно – навесы были из толстого войлока. И когда образовалась щель шириной в ладонь, Петухов неожиданно ударил по ней ногами и опрокинул стоящего за ней человека. Через секунду, оглушенный, он уже лежал на снегу…

Пилицин подозревал справедливо: ликвидатором оказался один из чекистов. На рассвете он выстроил личный состав экспедиции и поставил к стене приговоренного к расстрелу за уход с поста. Люди стояли присмиревшие и, по виду, не испытывали желания приводить приговор в исполнение. И тогда Пилицин рассказал им все, начиная с предсмертной исповеди Сорочинского. Ликвидатор признался, попросил пощады, однако в то время щадить еще не умели…

Но самое главное, что сразу же после залпа оставшийся в живых третий чекист Прокопчук бросил на землю оружие, снял ремни, гимнастерку и встал на колени перед строем. Он покаялся, что находился в экспедиции с заданием уничтожить ее в случае массового предательства и попытки побега за рубеж. Он считал, что единственный имеет такую задачу.

Прокопчука простили, но лишили его оружия и передвижения в одиночку. Через два дня, не выдержав молчаливого презрения товарищей, он разбежался и прыгнул со скалы вниз головой.

А в экспедиции несколько дней царил шок. Люди никак не могли осознать того коварства и предательства к ним не как к специалистам, к людям не рабоче-крестьянского происхождения, а просто как к личностям без всяких классовых признаков. Они не могли привыкнуть к мысли, что представляют собой в лучшем случае пешки на шахматной доске, в худшем – рабочий скот, лошадей, необходимых для тягловой силы. Этому противилась божественная человеческая природа. Ведь никто же не тянул за язык Сорочинского! А он, революционный боец, участник гражданской войны на трех фронтах, рязанский мужик, вышедший в прапорщики на империалистической, кавалер трех Гоеоргиевских крестов, не захотел уносить тайну вместе с собой под каменную осыпь. Он пожалел людей, увидел в них те самые личности и, по сути, первым восстал против железной руки Интернационала, ЧК и Коминтерна. Человеческая суть не выносила глумления над собой никакой идеологии. Однако при этом просыпалась запоздало, когда уже, как медведю, залегшему в берлогу без пробки, ползучая насекомая тварь забралась в кишечник и разъела его изнутри. И теперь приходится вместо полнокровной жизни ходить, орать от боли и выискивать лечебную траву.

До самой весны, до таяния снегов не работали, а как-то вдруг откровенно, открыто и сообща обсуждали и свое положение, и вообще состояние общества в России. Короче, экспедиция, подобранная из самых верных людей, в считанные месяцы стала полностью контрреволюционной. На общем совете Пилицин сложил свои полномочия, но его избрали командиром. Решено было уходить в Англию: они знали о контрабандных судах, приплывающих к поморам за пушниной. Однако еще не сошел лед на реках, чтобы сплавиться в устье Печоры. Они были все молодыми, и природа требовала деятельности, движения. Вначале они отказались от поисков царского золота, но, включенные в гипнотическое состояние поиска, жажды исследования, они начали обследовать пещеры, найденные зимой. Получилось, что экспедиция обнаружила одну пещеру, разветвленную, с несколькими подземными озерами и множеством выходов на поверхность. Среди оставшихся ее членов был единственный спелеолог, ранее побывавший в пещерах Крыма, – Владимир Иванович Соколов. Когда стало понятно, что никаких сокровищ нет, и все успокоились, он продолжал рыскать в подземельях, дожигая в факелах остатки керосина.