Николай Костыркин - Каледонский Безумец. Историко-мифологический роман о Британских островах

Морвран почувствовал на себе чей-то взгляд, глянул вниз, на покрытый дёрном крутой, но невысокий берег.

– «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею головой…», – пропела Ллейан вдруг и совсем неожиданно для себя. Необязательно, конечно, она пропела именно эти строки, однако нечто подобное в тот момент прозвучало.

Морврана никогда не нужно было долго уговаривать, и именно там, на прохладном берегу реки Тыви, в лучах восходящего солнца у них всё и произошло…

… – Кто?! – когда Блехерис переспросил во второй раз, то уже сорвался на сдавленный крик. Такой крик-полушёпот, когда боишься привлечь к себе внимание, но уже не можешь сдерживаться.

– Чёрный ворон. Огромный чёрный ворон, – потупив глаза, ответила Ллейан. Бывшему друиду не нужно было ждать четвёртого месяца, чтобы через два дня, просохнув после очередной проповеди, понять-таки, что его подопечная понесла.

– И… – это он тоже переспрашивал во второй раз, – что ты ему пропела?

– «Ты добычи не добьёшься».

– Ты пропела Морврану, сыну Керридвен, что он не добьётся добычи. Ты пропела это Аваггду, Кромешной Тьме, самому дикому воину Бреатана, тьфу, Придайна, тому, кто один в дружине Артоса-Медведя стоил целой дружины Артоса-Медведя! Ты, не поморщившись, принялась дразнить сына той, чьё имя и слово «колдовство» – синонимы!

– Сино… что?

– Неважно, – отмахнулся Блехерис, – сам недавно выучил… И ты после всего, что произошло, молчала два дня?! Да, я был пьяный, но клянусь зенками святого Павла, эта новость сделала бы меня трезвее хрустальных гротов Эмайн Аблах, – и он истово перекрестил сначала лоб, а потом всё своё тело целиком.

– Ну, наставник, – Ллейан нервно заломила руки и заканючила, как маленькая, – ну я же не знала, что именно так всё произойдёт!

На самом деле ей было всё равно, о чём она в тот момент знала или не знала. Ведь именно то, о чём она два дня назад ещё толком ничего не знала, ей очень сильно понравилось.

– Что вы, женщины, вообще об этой жизни знаете!.. Лучше бы ты согрешила с тем учеником шаннаха в доме своего отца, – Блехерис легким шлепком прикрыл глаза рукой. – Ты хоть понимаешь, КОГО ты придразнила?! Не понимаешь… Зато я уже всё понял.

Равно как и понял бывший друид, к кому теперь он должен идти и чем это для него может обернуться.

– Твою жизнь. Веришь? – хищно взглянула Керридвен на Блехериса.

Тому не нужно было много блуждать по лесам. Он знал, что следует делать. Среди священных камней принёс он подношение, и богиня, только этого и ждавшая, нашла его сама. Нет, она могла навестить бывшего почитателя, друга, единомышленника в любой удобный для неё момент, хоть во сне. Но зачем женщине, даже богине, являться, покуда её не приглашают?

Христианский священник тут же распластался ниц перед древней госпожой колдовства и мудрости.

– Угу-угу, – отозвалась она. – Свежо предание, да верю через раз. Что, борода, проморгал девку-то? Ох, люблю я над такими, как ты, пошутить! А пришёл-то чего?

– За помощью и милостью, госпожа.

– За милостью – это не ко мне. За милостью – это, например, в Эвраук, на паперть вашей главной базилики.

Блехерис удивленно приподнял голову.

– Я тоже люблю новые слова, – Керридвен почему-то сочла нужным объясниться. – Внуки, кстати, для меня – тоже новое пока ещё слово. По крайней мере, новое в нынешнюю эпоху.

– Внуки? – дерзнул забыться Блехерис и произнёс это вслух.

– Будет двойня, – слова Керридвен, периодически (и Блехерис это знал) сверявшейся с Котлом, мало кто подвергал сомнению. Кто же всё-таки подвергал, потом вспоминал об этом с большой неохотой.

– Вот что, Блез, – она назвала его, как и прежде, малым именем. Наверное, по привычке, – за то, что ты остался верен своей воспитаннице, я тебя пощажу. Хотя, видит Аннуин и вся его живность, я до сих пор борюсь с искушением проучить тебя на девять жизней вперёд. Да и девочку оставить не на кого: не приживётся она в моём доме, даже если я её полюблю как родную дочь. Слишком уж заморочили вы ей голову своим заморским Йессу. Морвран – бобыль и бирюк, ему никто, кроме себя, не нужен. А среди людей Придайна девочку оставлять нельзя.

Блехерис это понимал. Если два дня назад Ллейан ещё не была никому помехой, то теперь она – будущая мать, возможно, мальчика, который сможет претендовать на трон Регеда, хоть уже и растасканного на лохмотья, но ещё способного зим через 16—17 сплотиться вокруг нового вледига, прямого потомка Коэля Старого. Убить детей в утробе сочтёт своим долгом не один соискатель венца. И тайна, пока ещё царящая вокруг их с Ллейан пребывания в Каэр Мирддине, как показывал долгий жизненный опыт Блехериса, уже стала лишь вопросом времени. Как говорится, кому надо, тот рано или поздно найдёт.

– И вот поэтому, – Керридвен словно прочитала мысли священника, – давай-ка, бери мою невестку и отправляйся в свой Иверддон, в этот… новое название… сейчас… христианский храм дуба… напридумывали, мракобесы!.. а, Килдар.

– В монастырь?!

– В него, в него. В монастырь Килдар, – Керридвен закрепила в памяти оба слова. – К святой, – мельком усмехнулась, – Бригантии. К Бригитте. Там вы будете в безопасности. Корабля не ждите. Ступайте на рассвете вниз по реке пешком. У моря, на берегу, призови Манавидана, он уже предупрёжден. Манавидан проведёт вас через Аннуин к восходному берегу Иверддона.

– Да, госпожа, – Блехерис снова склонился перед богиней.

– И, Блез…

– Госпожа?

– Не пей много. Ты сам во всём виноват. А теперь хоть залейся – ничего не поможет. Ни-че-го.

В Придайне его звали Манавидан. В Эрине, в Иверддоне то есть, его звали Мананнан. Был он сыном Лира, бога моря. Вернее, был он сыном Моря, ибо кто такой Лир, если не Море! Хотя, как говорится, были варианты, но о них позже, и христианские монахи-сочинители здесь ни при чём.

А на острове Фалга его называли Мон. И сам остров потом стали называть остров Мон. Но прежде его именем назвали другой остров, южнее, у самых западных берегов Придайна, и пролив, с Придайном соединяющий. Остров Манау и пролив Манау. Ибо там этого бога называли Манау.

Раньше туда стекались друиды и с Придайна, и с Эрина, и даже с материка. Здесь мудрецы и колдуны сотен племён делились знаниями, учились, разрабатывали и принимали законы, которые оказывались в ходу как в Придайне, так и в Эрине, и на континенте, слагали песни и творили настоящее волшебство.