Николай Костыркин - Каледонский Безумец. Историко-мифологический роман о Британских островах

Лишь вдали от дома боль моя хоть ненамного притупляется, даёт дышать и мыслить. Поэтому всё это время я жил в Придайне, и место у трона Регеда стало мне пристанищем, а забота о дочери рига Мейрхиона, так похожей на мою любимую, – единственной отдушиной. Наверное, господин мой Мананнан, это и есть та неуловимая любовь, которой учат христиане, и она продолжает царить в моей жизни столь причудливым образом.

– Что же это за любовь такая… без любви?

– А вот какая есть…

Блехерис помолчал. Потом спросил:

– Ты выполнил обещание, данное Керридвен, – провёл нас сквозь Аннуин. Почему же ты не уходишь?

– Я жду Бригитту: если Керридвен не слукавила, и если я верно услышал твои размышления в начале пути, то вы – слишком ценная кладь, чтобы бросать вас на полдороги.

Дух жареной рыбы, шедший от костра, где сидели, вкушая пищу, Блехерис и Ллейан, резко прерывался на берегу, у подножия которого, опустив ноги в набегавшие волны, стояли Мананнан и Бригитта. Когда в сумерках они спустились по каменной гряде к влажной песчаной полоске, море поутихло и теперь не мешало их разговору под созревшими на потемневшем небе звездами.

– Значит, вот она какая, невестка кумушки Кер, – сказал Бригитта.

– Какая есть, – Мананнан вспомнил недавние слова Блехериса и усмехнулся сам себе.

– Думаю, далеко не последняя из тех, на кого неожиданно налетает Морвран. А этот друид-расстрига должен пойти с ней?

– Наверное, – пожал плечами Мананнан, – потому что, боюсь, она без него и шагу по Эрину не ступит. Он ей что-то вроде наставника, или как там у вас, христиан, оно называется.

– Не ёрничай, – деланно насупилась Бригитта, – среди нас двоих, здесь стоящих, христиан уж точно нет.

– Я бы поспорил. Ты же у них вроде как святая.

– Ну, это… вынужденная мера. Да и вообще я уже лет как десять умерла.

– Что, не выдержала этого новомодного безумия?

– Дело в другом: сейчас люди дольше не живут. Да и умерла я настолько незаметно, что когда снова через какое-то время объявилась у себя в Килдаре, то одни уже забыли о моей смерти, другие, оказывается, и вовсе о ней не знали, а третьим было настолько всё равно, что я было вконец пожалела – можно было вообще не умирать, продолжая начатое дело без перерыва на мнимое небытие. Хорошо хоть священный дуб Килдара за эти пару зим не спилили, а то с них станется. Поубивала бы – и ничего, что христианская святая!

– Ну и ушла бы от них совсем, раз и они такие… невнимательные.

– А зачем, ты думаешь, я вообще всё это затеяла?

– Без всякого понятия. Но раз уж свиделись, надеюсь на увлекательный рассказ.

– Нетрудно поведать. Я, хоть и умерла, но вернулась во плоти. И люди меня видят. Воочию. Некоторые более сообразительные христиане, всё же сопоставив факты с обычными для них сроками жизни, объявили, что я вернулась из рая пасти их стадо дальше.

– Стадо?

– Очень уместный в данном случае оборот, благо и сами христиане не гнушаются всячески наполнять им свои ритуальные речи. Нормальные же люди смекнули, что к чему, и, видя их любимую…

– И весьма скромную.

– … богиню собственными глазами, как-то перестали воспринимать христианские проповеди, отойдя от ознакомления с новой верой. Между теми и другими начались было стычки, поэтому пришлось срочно вмешаться и каждой из сторон объяснить то, что ей нужно было услышать. Так что я теперь поистине живее всех живых, и меня питают вера и преданность как наших людей, так и христиан. Чтобы совсем уж перенаправить на себя местных почитателей заморского бога, оградившись при этом от него самого, пришлось даже свой крест придумать. Теперь здешние христиане молятся исключительно перед ним, благо чтобы сплести его из тростника или тонких прутиков, больших умений и времени не надо. Даже влюблённые – ну, ты знаешь, в Эрине что ни вера, то любовь – теперь дарят друг другу крест святой Бригитты. Старый лис Патрикей в своём раю, небось, все облака истоптал от злости. Теперь будет знать, как связываться с богиней полководцев…

– А также ворожбы, мудрости, врачевания, поэзии, кузнечного ремесла и рожениц. Бригитта, ты несравненна! И всё-таки зачем тебе это?

– Не мне. Нам.

– Нам?

– Ты не понял, глупый. Нам – Эрину. Ибо Бреатан, я убеждена, уже не спасти. Артуир пытался. У него не вышло. Ибо Артуир, хоть и великий ард-риг, но всё же человек, а не бог. А мы, дети Неба и другие древние, уже давно слоняемся по Придайну как бесправные неприкаянные странники. Нет, Бреатан уже не спасти…

– Потому что Йессу Грист забрал у тебя твоих бригантов?

– И поэтому тоже. Но не только. Если Эрин знаменит внутренними потрясениями, то Бреатан гремит на весь мир потрясениями внешними, и так будет ещё очень долго. Эрин должен быть сохранён, чтобы не пасть жертвой неравной борьбы с новыми хозяевами Бреатана, которые рано или поздно обязательно придут сюда.

– Бриг, христиан становится всё больше, и твоя маленькая месть Йессу Гристу и его плешивому бздуну Патрикею ничего не изменит.

– Староверный или христианский, но Эрин должен остаться самим собой.

– И как ты рассчитываешь этого добиться?

– Лебор.

– Что?

– Либра, библис. Как их там ещё называют христиане? Знаки силы, начертанные на телячьей шкуре. На самом деле у них это уже далеко не знаки силы в том виде, как мы привыкли воспринимать. Но, сложенные в слова, они дают силу тем, кто действует именем Йессу Гриста. И скоро они дадут эту силу и нам.

– Говорят, когда Рим убил Остров друидов, лысый учёный муж начертал об этом знаки своей скелы. Скела была сложена во всех подробностях – как резали, как жгли… Стал ли учёный муж умнее после того, как начертал скелу? Стали ли люди Рима умнее от того, что прочитали эту начертанную речь? Не слова рождают мудрость, но мудрость рождает нужные слова.

– Сойди с воображаемого гребня волны, Ман, а то ты уже начал вещать, словно какой-то римский брехун. Давай говорить о сути и без лишних красивостей. Эрин не выстоит перед христианством. А значит, христиане сделают всё, чтобы уже дети и внуки нынешних новообращённых позабыли о нас, утратили память своей земли, свою память. Свою, нашу с ними общую силу, которую затем утратим в этом случае и мы. Поэтому память надо сохранить. Совсем скоро книги с занесёнными в них скелами о христианском боге и его святых станут в Эрине обычным явлением. Их будут читать, запоминать и переписывать. На них будут равняться и беречь, как Балор берёг свой единственный глаз. Поэтому у себя в Килдаре я основала – новое для тебя слово – скрипторий, где с десяток писцов заносят в книги, пусть пока и на латыни, скелы о Детях Неба, Детях Моря и многих других. Меня, свою святую, монахи-писцы ослушаться не могут и, чтобы подолгу не забивать себе голову, считают сие действо неким божественным замыслом. Например, искусным подходом к прославлению их бога, чей верный раб Патрикей где-нибудь в конце книги изгоняет из Эрина змей, коих здесь, как ты знаешь, отродясь не водилось. Зачем что-либо объяснять людям, когда они сами себе всё объяснят – и для чего чертить знаками силы наши скелы, и зачем нужен крест святой Бригитты, и, поверь, многое другое.