Анна Ураскова - Камень изо льда

Я ужаса угроза,

Чья воля велика.

Я леденящий холод.

Я – вечная загадка.

Я призову на битву

Ветра, и дождь, снега,

Гроза убьёт молитву

Во льдах, что на века.

Ни ты, ни что иное,

Постичь не сможешь суть.

И в жерло роковое

Скажу, когда шагнуть.

Что приходили раньше –

Стояли, как гора,

Но я украл мечтанья –

Мечта не спасена.

Но предо мной предстали

Лишённые тревог.

Возможно? Твёрже стали.

Я подожду итог.

Он потерял счёт времени. Восприятие пространства изменилось, всё существо заполнил холод. Беспощадный и неумолимый ветер впитал в себя куски льда, вонзая их в кожу своей жертвы, уже холодную, но под которой ещё теплилась жизнь. Упрямая, ни с чем не смиряющаяся жизнь. Веяние ледяного ужаса прорывалось в самые недра тепла, преграждая путь, мешая продвижению к цели, мечась по земле позёмкой, которая впитывала в себя всё большие и большие слои рыхлого снега. Где-то поблизости блистал лёд, который ветер очистил от снега, но который мгновенно заново заметало, в то время как где-то тайно, незримо он вгрызался своими острыми клыками в обледеневшую почву. Суровая стихия, убийственная, лишённая милосердия, бушевала во всём пространстве, отдавая все силы на то, чтобы сломить шедшую фигуру.

Очертания человека были расплывчатыми, его едва ли было видно. Но он был жив. И он шёл вперёд. Где он уже находился? Докуда дошёл? Далеко ли ещё? Как обидно будет после всего, что он пережил – упасть здесь, рухнув под напором природы. Возможно, всего в километре от цели. Но чему равнялся километр в таких условиях? Дороге, длиной в жизнь. Любое продвижение, любое движение в принципе нарывалось на жестокое, отчаянное сопротивление со всех сторон. Встречный буран отталкивал человека, завывая, хрипя пластами снега под его ногами, чтобы он убирался отсюда. Что человек никогда не покорит Природу. Что всё, что ОНИ сделали ЗДЕСЬ – против ЕЁ воли. И что всё это будет рано или поздно разрушено и поглощено этим чудовищем, этим животным, которое всего лишь охраняло свою территорию, на которую столь дерзко зашёл Человек. На которую он покусился, не приняв в расчёт её мнение. Её желание. Оно было одно: изгнать. Если не изгнать – сравнять с землёй.

Человек прижимал руки к груди, таким образом максимально запахнув куртку и прижав к горлу увесистый воротник свитера, пронзённый стрелами холода. Одежда покрылась корочкой инея, бледноватая кожа стала белёсой, словно чешуйки глубинных рыб. А яркий цвет волос был поглощён белоснежным бесцветием льда. Человек уходил в сугробы по щиколотку, и едва преодолевал один из них – под его ногами наметало новый, более глубокий, или же скрывавший под собой лёд, на котором невозможно было устоять, который превращал горную породу в отталкивающий механизм. Пальцы человека, поглощённые обморожением, лишь изредка показывались из-под рукавов, чтобы их согрели дыханием. Однако казалось, что пар изо рта уже не шёл, что внутри всё выхолодило, выбило последнее тепло, выбило душу, выдуло саму жизнь.

Сколько осталось? Сколько он уже прошёл?

Человек поднял взгляд. Гора почти выравнивалась, но далее всё терялось из виду. Глаза человека слегка блеснули огоньком жизни, и он увидел мощный ствол огромного дерева, который был занесён снегом. Иней въелся в кору, разрушая её, но вот уже много лет, даже веков это дерево, этот гигант стоял у выхода на территорию, в которой начиналась жизнь, ограждённая от беспощадной стихии. Человек несколько секунд, шатаясь на ураганном ветру, всматривался в дерево, чтобы осознать, что это не иллюзия, после достал что-то из перекинутой через плечо сумки.

«Я могу вызвать лавину…»

Но у него не было иного выхода. Он поднял вверх руку, раздался выстрел, вихри снежной бури пронзила вспышка. Но стальная серость нависших снежных облаков поглотила последнюю искру света. Человек опустил руку, после рухнул на колени, а затем – лёг на снег. Ликование бурана подхватило снежное покрывало и накинуло его на путника, расхохотавшись миллионом снежинок и кусков льда, которые мгновенно впились в его кожу, спутали его волосы и нависли на его веках.

Через несколько минут с трудом можно было понять, что в этот пляшущий ансамбль, в это фееричное шоу льда посмел вмешаться незваный гость. Всё стало статичным. Статично беспорядочным и живым.

* * *

– Рафаэль, ты загонишь коня прежде, чем мы доберёмся!

– Не переживай, Эмма, он просто немного заскучал…

По залитой солнцем дороге на конях ехали двое – девушка и юноша. Оба светленькие, улыбающиеся, уверенно державшие поводья. Девушка выглядела старше, её волосы были заплетены в две недлинных косы, а юбка, в которой, казалось бы, было не слишком удобно ехать – скрывала седло. Юноша, даже мальчишка ещё, был светлее, его мягкие волосы спадали на глаза, цвет которых был похож на цвет глаз девушки, но отличался глубиной оттенка: нельзя было сказать, что они голубые или зелёные, это был лазурный цвет, который приобретает морская волна в часы спокойствия, и когда её, поднося к берегу, пронизывают лучи солнца. Было в чертах их лиц много схожего, но что-то коренным образом отличалось. Однако ошибиться было нельзя – они были брат и сестра, младший и старшая.

Солнце светило, отдавая последние лучи тепла в конце лета. Подкралась осень, но о ней здесь не вспоминали. Рано. Она придёт с первыми дождями, но ещё не скоро – сейчас можно насладиться этими волнами жара, которые отдавал свет, и которые источала сама земля, прогретая щедрой погодой. И этой царившей атмосфере лета, в которую так гармонично вписывались эти молоденькие наездник и наездница, так не соответствовало то, куда они ехали.

– Но ты правда думаешь, что родители верно поступили? – спросила Эмма. – Всё же, тебе не по возрасту…

– Я справлюсь. Судя по твоим описаниям – там здорово. И потом, ты будешь рядом.

– Рафаэль, для мальчиков… для юношей первый год очень тяжёлый. Много боевой практики. Как бы тебя не покалечили.

Мальчишка улыбнулся чистой, искренней улыбкой. Было в ней что-то безумно трогательное. И опасения его сестры вполне можно было понять: он не был крепким, скорее отличаясь худобой, хрупкой шеей, не был высоким, но всё это не выглядело болезненным. Просто он был безумно похож на мать. Даже больше, чем сестра.

– Я уверен, всё будет хорошо. Никто не хочет бить своего одноклассника, даже если это требуют. А учебная практика – это и вовсе не серьёзно.

– Ох, Рафаэль… Ты такой милый оптимист.

– Расскажи про академию.

– Я уже столько раз рассказывала…

– Мне нравится тебя слушать.

Эмма снисходительно улыбнулась. И её улыбка была куда более взрослой.