Андрей Козяев - Восхищение

– Да ладно, не бойся. Хоть еды у нас и немного, но мы тебя накормим, поешь, да дальше пойдешь. Только в Москву не ходи, там совсем худо. Может и ты нам поможешь, расскажешь о местностях, а то, кажется, мы заблудились. И вообще, что тебе терять? – настаивала Вера.

Ольга задумалась не зная, что делать. Она бы и не дошла до Москвы в таком состоянии, в одиночку, даже если бы и захотела. Но поверить девочке, которая сулила ее накормить тоже было очень опасно.

– И что, твои друзья не будут против?

– Думаю, они обрадуются познакомиться с такой красоткой, – улыбнулась Вера.

Некоторое время Ольга грызла ногти в размышлениях, а потом сплюнула и обреченно сказала, – Действительно терять мне уже нечего. Пойдем, познакомишь меня с ними. Но если вы каннибалы, то держитесь, я за себя не ручаюсь, – и пригрозила девочке кулаком.

– Вера почему так долго? Ты что там какаешь, что ли? Будешь долго какать, попа будет болеть. Мы переживаем, – донеслись крики ученого до девушек.

– Кажется меня потеряли. Это, кстати, Александр он всегда так не смешно шутит, – сказала Вера, и девушки направились к ученым. – А хочешь, я тебе историю расскажу?

– Нет, – ответила Ольга с едва уловимой улыбкой на лице. Как бы замешкалась невзначай, поотстав на пару шагов, сняла ружье с плеча, и прицелилась в спину уходящей вперед девочки. Но постояв так секунду опустила ружье и последовала за ней.

Глава 2. “2030 год.”

Теплый октябрьский вечер, солнце садиться, а закатное небо особенно красное. В Москву по Киевскому шоссе едет колонна автобусов. Но они полны не усталыми гражданами, едущими домой с работы, а новобранцами призывниками, чьи скучающие лица не выражают ровным счетом ничего.

Этим вечером Вера, ее отец Виктор ученый гидролог-сейсмолог, и ее мать Ева преподаватель музыки и изящной словесности, ужинают. Вера с мамой о чем-то весело беседуют и смеются. Но Виктор их не слышал, он очень устал и погрузился в свои переживания. Он купил небольшой двухэтажный дом из красного кирпича в двадцати километрах от Москвы, и теперь каждый вечер ездил туда и руководил обустройством. Дом не был шибко богат, но имелся приличный дворовой участок, обнесенный высоким забором, что было особенно важно. Пусть цена немного завышена, но черт возьми, скоро деньги не будут иметь никакой ценности, думал ученый. На крыше дома он установил ветряной электрогенератор, а во дворе вырыл глубокий колодец, в три раза глубже обычного. Скоро должны были закончить монтаж автономных теплиц и достроить курятник. Вдоль забора, Виктор распорядился пустить колючую проволоку, и подключить электричество к ней.

Надеюсь, как вы уже смогли понять, ученый сооружал автономное убежище, где мог бы прожить со своими любимыми девочками хотя бы несколько лет.

Но нужно было еще очень много чего успеть. Заказать зерна для кур, купить медикаменты, оружие, настольные игры, перевезти пианино и еще очень много всего. У него трещала голова, он пытался удержать в ней все детали, все мелочи. Но главное, о чем он переживал. Как рассказать обо всем этом жене?

– Дорогой, ты согласен? – спросила Ева у мужа. Вырвав его из-под гнета раздумий.

Повисла пауза. Виктору показалось, что обращаются к нему.

– Конечно любимая. Конечно согласен, – ответил он, не имея понятия, о чем вообще идет речь.

– О-о! – удивилась Ева, – Ты очень толерантный человек. Жаль я не такая. Я бы не хотела, чтобы у нашей дочери в школе преподавали религиозное воспитание.

– Что? Какое еще религиозное воспитание? Куда катится этот мир? Мы отдадим нашу дочь в другую школу, – начал возмущаться Виктор, но быстро остыл, поняв, что выдал свое ментальное отсутствие последние двадцать минут.

– Так ты нас совсем не слуша… – теперь уже возмутилась Ева. Но Виктор снова переставал ее слышать, проваливаясь в свои мысли. Он пристально смотрел в лицо жены пустыми глазами, пытаясь понять, сможет ли его ферма дать достаточно калорий, чтобы накормить этот милый рот.

Ева ударила его по плечу кулаком, довольно сильно, и гневно сказала, – Эй! Ты можешь провести с нами этот вечер, и ни о чем не думать хоть какое-то время?

– Да, конечно, прости любимая. Все теперь я с вами, – сказал Виктор, поняв, что поразмышлять ему сегодня не удастся, и присоединился к семье. Он отрезал кусок давно остывшего мяса, макнул в брусничный соус и положил себе в рот, – М-м-м.… Потрясающий эскалоп, это шедевр. Даю тебе Мишленовскую звезду. Фердипердозно детка!

– Ты бы понял, что такое потрясающий эскалоп, если бы съел его раньше, когда он был еще горячий. Мы с Верой так старались для тебя. И вообще-то это ромштекс. Неотесанный мужлан.

Почувствовав недовольство жены, Виктор решил перевести разговор, – Ну что Вера? А как прошел твой день?

У девочки заискрились глаза, улыбка коснулась пухлых детских губ. Ей очень хотелось, чтобы папа спросил об этом, и наконец-то это случилось, – Знаешь, а день был прекрасный и замечательный. В школе мы репетировали новую пьесу, и у меня неплохо получалось. Она называется “Человек-масса”, ее написал, хм… кажется, Эрнст Толлер. И может, мне даже дадут главную роль.

– Толлер? Вы коммунисты что ли? – перебил Виктор дочь, подавляя смех.

– Причем здесь коммунисты? Ты послушай, – Вера встала из-за стола и изображая взрослую женщину, терзаемую внешними и внутренними конфликтами, стала читать с надрывом в голосе, – Унижая, унизились

И собственными стали палачами.

Открой глаза – дай хлынуть состраданью.

Нервы мои здоровы,

Я не сентиментальна —

Вот почему я с ними заодно.

О эти жалкие минуты, для дела общего назначенных часов.

К этому времени солнце уже село и пошел дождь, образовались многокилометровые пробки, так как движение на дорогах было перекрыто сотрудниками Гос Авто Инспекции. По коридорам свободных трасс, к центру Москвы с окраин, стекались вереницы военной техники. БТР, водометы и даже танки, гордо и грозно, с механическим урчанием, пугая зевак, следовали по дорогам, сначала дружными колоннами, но позднее рассредоточиваясь, каждый в своем направлении. Люди, видящие такое обычным, дождливым, осенним вечером, были не на шутку встревожены, снимали происходящее на телефоны и рассылали друг другу.

А Вера в эти секунды продолжала читать,

– Припадки слабости и самолюбья.

Товарищи краснеют друг за друга.

Когда они не могут брызнуть смехом

В лицо врагу, как я на вызов твой, – теперь она закончила, и изящно, театрально поклонилась, кажется оставшись довольной своим выступлением.

– Браво, браво! У тебя талант, – захлопала Ева в ладоши и поцеловала дочь в щеку, когда та вернулась за стол.

Остаток ужина дамы беседовали о пьесе и насущных женских делах и Виктору все же удалось еще немного поковыряться в своих мыслях. Но немного позже, когда вино дало о себе знать Ева встала из-за стола, извинилась, и отлучилась совсем ненадолго. Обратно она вернулась, держа в руках виниловую пластинку в картонной обложке, на которой красовался Энди Уильямс с белоснежной улыбкой, и то ли голубыми, то ли серыми глазами, точнее сказать было сложно, так как пластинка была не первой свежести, а ее обложка порядком выцвела. Приглушив свет и зажегши пару свечей, Ева наконец то поставила пластинку в старый немецкий патефон фирмы Voxonette в обивке из черной кожи, чья сменная стальная игла очень бережно скребла винил, позволяя пластинкам играть долгие годы.