Артемий Алябьев - Две недели до Радоницы

– Да не то, что понравилась… Молодой был, дурак, – он задумался. – Ну слушай. На Триглав зашел, одолел высоту значит. Две шестьсот или семьсот, сколько там? Не суть. Как сойти, не знаю. Вокруг снег, тропы замело. Назад нельзя – ветер такой, что снесет. В горах-то я хотел остаться, но только живым. Смотрю – подветреный склон гладкий. И до самого озера стелется. Лавины там точно ходили, гладко выскребли. Недолго думал: на рюкзак верхом – и покатился.

– Что – к озеру?

– Ну! И докатился ведь! Боялся, что кочка там или что – и кирдык мне. Шею бы точно свернул.

Он хрипло рассмеялся и прихлебнул чаю из термоса. Передал кружку мне. История была вовсе невероятная. Выдумал, а может приукрасил. Никогда не слышал, чтобы кто-то спускался с горы на рюкзаке. Еще и с наивысшего пика.

– Ты ж местный, не? – спросил меня, – Подслушал, как ты по-ихнему «розмавляешь», хе-хе. Я к чему – меня солдаты на желтом развернули. Серьезно тут у них.

– Это не солдаты. Милиция. Ребята из деревни попросту.

– Чего сторожат-то, не в курсе?

– Говорят, лавины.

После моих слов Ленин поднялся, надел очки и внимательно осмотрел панораму гор вокруг нас. Сел обратно, покачал головой.

– Нет, лавин сегодня не будет.

– Это вы почему уверены? – спросил я, втайне радуясь, что он уверен.

– Здесь ветер гуляет. Лавины там, где тихо – где снег копится и проседает. Потом хрусть – и полетела глыба вниз. Всем на пути капут. А отсюда снег уносит.

Вероятно, он был прав. Меня, правда сказать, смущали снежные одеяла на хребтах Лодового гребня слева от нас. Нагревшийся снег на вершине вполне мог вызвать обвал. Впрочем, солнца не было с самого утра. Совсем наоборот – сейчас над вершинами скал сгустились кучевые облака. На кончик носа мне упала капля. Потом на ладони. Мы подождали несколько минут в надежде, что обойдется легким душем, но дождь лишь усилился. Накинули капюшоны и, спешно собравшись, продолжили спуск.

Травяной чай придал сил, да и в конце спуск уже был не таким опасным. Карабкаясь и сползая по раздробленным камням, мы быстро двигались вниз. Скалы все выше и выше нависали над нами угрожающими громадами. Спуск быстро обратился в рутину, и я мерно шел вниз по ступеням, пока не заслышал от Ленина:

– Земля!

Скалы умножили его крик: дробясь и распадаясь на фрагменты, он разнесся по всему ущелью. Пришла пора нам расставаться – мне требовалось свернуть к Котлине, а он двигался вдоль шляха прямой дорогой. Пожелав друг другу удачи, мы пошли своими путями.

Облака растворились, словно их и не было, и теперь, стиснутое зубами горных пиков, солнце ярко светило над головой. Стало так жарко, что я распахнул куртку. Проходя мимо Котлины, я поглядел вниз. Каменистая поверхность была выстлана расколотыми стволами деревьев, гнутыми сучьями и обрывками кустарников. Долго смотреть не хотелось: мало ли чего еще там увижу. Обратный путь на вершину Лодового гребня был маркирован белым цветом. Вновь предстояло карабкаться и подтягиваться на цепях. Я решил немного передохнуть и упал на камни. Вершина Ванды уже выглядывала из-за перевала. Полтора-два часа от силы – и на месте.

Моему отдыху мешало странное волнение. Я никак не мог сосредоточиться на созерцании гор, пока не понял причину: в окружающей обстановке было что-то не так. Слишком тихо? Нет, в долинах, закрытых от ветра, и правда нечему шуметь. Гладкая белая гора напротив – вот в чем дело. Словно искусственная просека. Я помнил, что хребет Лодового гребня всегда покрывали пихты и кустарник, а сейчас на голых скалах лежал только плотный слой снега. Выше, среди зубцов перевала, виднелась постройка. Ее здесь тоже раньше не было.

Откуда-то с вышины спустился оглушительный щелчок. А потом гора-великан ожила. Сначала это был звук – нарастающее в силе гудение, от которого затрепетало все ущелье. А потом я уловил взглядом движение на вершине: вдоль просеки вниз ползло огромное искрящее белым облако. Смесь комьев, шаров и затвердевших пластов льда грохотала, сметая все на своем пути. Не сдерживаемый препятствиями, поток стабильно набирал скорость и разрастался в размерах.

Я рванул в сторону белого шляха. Высматривать маркировку времени не было – я должен был забраться как можно выше, чтобы уйти с пути лавины. В два скачка одолел один высокий уступ, потом следующий. Боялся, что ботинки соскользнут с мокрого камня, но, на счастье, шипы цеплялись за малейшие выступы, а руки будто сами толкали меня наверх. Я неодооценивал свой инстинкт выживания. Гром потока звучал все отчетливее и уже закладывал уши. Нельзя было смотреть в сторону лавины, и я еще несколько раз подбросил свое тело вверх по камням. Уперся в тупик и тогда все-таки повернул голову к потоку. Взор закрыли искры от миллиона снежинок, которые щитом прикрывали смертоносную бурю. Еще мгновение – и ударная волна столкнула бы меня в пропасть.

Я подумал о том, чтобы прижаться к камням, но клочок скалы, на котором я находился, был слишком ненадежным укрытием. Наконец, я заметил цепь, свисавшую с верхнего склона. Дотянуться до нее я не мог: звенья висели слишком высоко. Оставалось прыгать. Узкая полоска камня под ногами не давала простора для разбега, а если бы я ошибся, полетел на дно Котлины. Впрочем, я бы и так полетел. Короче, я прыгнул.

Одновременно с тем моментом, как в ладони впился ледяной металл, меня накрыло снежным облаком. Поток с силой рванул тело в сторону, но я лишь крепче сжал цепь в руках. Лицо обожгло сеткой маленьких иголок, и я крепко зажмурился. Трепало, на удачу, недолго, а снежная масса, как я и рассчитывал, прошла ниже. Когда грохот стал утихать, я раскрыл глаза.

Долину полностью накрыл плотный белый туман, под покрывалом которого еще хрипели и трещали куски льда – вуууммм, хруууумм, красссс! Вдоль устья вслед за потоком неслись обломки ледяной доски, но основное представление было окончено. Я выдохнул с облегчением, уперся ботинками в скалу и стал подтягиваться на цепи. Суматошный подъем уже давал о себе знать: изможденное тело почти лишилось сил. Я бросил взгляд вверх, чтобы оценить, как далеко вершина склона. Именно в этот момент небо исчезло во тьме. Огромный булыжник сорвался со скалы и ударил меня в грудь, опустошив легкие. Цепь вырвалась из рук, а горы перевернулись вверх тормашками. Я повис в невесомости, всего на короткий миг, за которым последовал сокрушительный удар в спину. Затем в бок, а потом в другой, и еще, и еще. Вскоре, устав спотыкаться от одного болевого шока к другому, сознание покинуло меня.

***

Дорогой читатель, как ты можешь понять, читая эти строки, я все-таки не погиб бесславной смертью идиота. Выжил чудом, правда. Пришел в себя от того, что кто-то облизывал мне лицо. Я открыл глаза. Вокруг было темно, но в полумраке надо мной различался низкий деревянный потолок. Я лежал на жестком матрасе, накрытый одеялом из шерсти. Память не сохранила никаких фрагментов о том, как я здесь оказался. Зато c пробуждением пришла боль. По всему телу будто разгорались маленькие пожары. Я попробовал развернуться на бок, но в ребра словно вонзили раскаленные прутья. Спина отзывалась тупой, ноющей болью, а ног вовсе не чувствовалось. Я задумался, в каких местах у меня переломаны кости и смогу ли вообще ходить.