Алексей Лагутин - Последний из Первых Миров – На Границе Эпох

В бесформенном мире, еще во времена, что не застало ничто из ныне сущего, на все протяжение его пустот, появилось одно единственное, высшее существо – великой силы творец, из числа Высших Лордов, созданный править миром существ, что он же сам и создаст. Долго он, Лорд Винторис, бродил по пустотам, взывая к своим создателям, умоляя их указать ему путь. Дабы успокоить волнение, развеять грусть и одиночество, он творил миры, счастливые и добрые, но так и не добился внимания своих создателей. Забываясь от злости, он пустил все новые свои миры под линию, что теперь незаметно их разделяет, меняя их, карая проклятьями, сулящими каждому новому миру все более жуткую гибель. Лишь взглянув на мир глазами одного его персонажа, он замечает, как миры его продолжают жизнь без его вмешательства, сами уничтожая себя, и возрождаясь. Ужас охватывает Лорда, и он решает остановить столь жуткий механизм саморазрушения, но не как Высший Лорд, а как его создание, подогнать мир к иному финалу. Последней границей его миров перед небытием становится мир R.U.N., или Рузан Усепи Нирунбюр – Последний из Первых Миров. Не раз все обдумав, он решает, что не достоин более владеть подобной силой, с ее помощью творя лишь трагедию. Спаситель миров, что раз за разом очищал миры от проклятий, больше не сумеет им противостоять, и не очистит мир, а лишь погубит его. Лорд Винторис ищет нового, следующего Высшего Лорда, которому он будет готов раскрыть плачевную историю его миров. В отличии от его создателей, что до сих пор, казалось, были глухи к мольбам несчастного Лорда, он поведает ему все.

Меняя Эпохи нового мира, его существа отживают данные ему создателем 500 лет, лишь недавно закончив 400‑летнюю войну. Величайшие существа мира, Клинки Власти и Археи, то есть первые существа рас, готовятся к последней войне, что увидит сей мир. На склоне вдруг порушившейся горы на том самом месте, где совсем скоро начнется последний акт его действия, за алым рассветом наблюдает Негласный Правитель, обращая свой взор на улочки близлежащего города. Совсем скоро по ним пройдут они – исполнители плана Клинка Власти Дорана, и в мир вновь вернутся его самые страшные кошмары, уже столетия погребенные в анналах истории, и сам Негласный Правитель приложит к этому руку. История трагедии, что едва не свершилась над Последним из Первых Миров, вот‑вот достигнет своей кульминации…

Говорят, у человека всегда есть какие‑то фобии, и некоторые выявлены больше, некоторые меньше, но есть обязательно. Однако, есть и фобии, все более проявляющиеся с ходом жизни, которые становятся настоящим кошмаром, невыносимой отравой всей будущей жизни. Фобия темноты, фобия высоты, и многие им подобные. Некоторые из них будто заложены в нас с рождения, а некоторые мы приобретаем сами, встречая моменты ужаса, связанные с ними, и я уже и не знаю, может ли человек иметь врожденную фобию собственных снов, но я боялся их. Я никогда не боялся засыпать, и всегда делал это довольно просто, но каждый день засыпал с мыслью, что увижу что‑то новое, и не похожее на предыдущее. Что‑то такое, чего я всегда боюсь, хоть и…будто подсознательно.

Но в тот день все было иначе. Я уже никогда не вспомню, что я видел в том сне, но я навсегда запомню, что слышал. Те слова, пробивавшиеся будто через слепую пелену, из прошлого, которое наверняка принадлежит не мне.

– Спешу сразу развеять некоторые иллюзии. Этих новых сил не хватит, чтобы спасти этот мир так, как ты себе это представляешь. – раздавался во тьме сна низкий хриплый голос, будто эхом раздававшийся по всей черепной коробке.

– Плевал я на эту силу. Спасибо, конечно, что вытащил меня, но мне нужно вернуться обратно. Пока еще не поздно. – звучал, с тем же эхом, будто мой собственный голос.

– Ты меня не слушал.

– Я еще могу все исправить.

– Я ведь уже сказал. Тебе не спасти этот мир, но есть и другие миры.

– Не знаю, кто ты такой, старик, но на твоем месте я бы занимался этим сам. У меня есть дела и поважнее, в этом мире. Возможно, Тиадрам еще сражается, и я успею ему помочь. Если мы победим…

– Если бы все было так просто, не вы бы одни бились с Лордом Винторисом.

– Не пудри мне мозги. Я знаю, что мы делаем, и знаю, как мы можем получить его силу Высшего Лорда. Если она будет у нас…

– Не для того я вытащил тебя из лап смерти. У этого мира уже есть свой спаситель. Конечно, я хочу, чтобы ты сам решил, что тебе сделать. Но не здесь. Ты пойдешь со мной. Сейчас.

– Тьс. Конечно. Я не просил этой силы, и ничего тебе не должен.

– Это нормально. Ты же не знаешь, чего именно я хочу.

– А я уже сказал – мне ПЛЕВАТЬ.

– Я могу показать тебе, что ты должен сделать, чтобы те, кто тебе дорог, выжили.

– Сам что‑нибудь придумаю.

– Спасти, пока они еще живы. Ты ведь не умеешь оживлять умерших?

– А ты?

– Я спрашиваю о тебе.

– А я о тебе.

– Ох, а разве ты, минут 5 назад, не умер?

– Раз так, будь добр, верни и моих братьев к жизни.

– У меня есть идея и получше.

– Ну‑ка?

– …Ты узнаешь об этом, если пойдешь со мной.

– Перебьешься.

– …Тем более, ты все равно должен быть уже мертв. Тебе бы стоило меня послушать…хотя бы из чувства благодарности.

– Это вряд ли. Нет смысла в моей жизни, если и со мной этому миру суждено умереть.

– Разве?

Резкая боль в груди, сопровождающаяся нечеловеческими криками и хрустами, как и всегда. Но на этот раз…такие реальные. Ощущение, будто кто‑то острыми когтями пытается вырвать из меня память о том, что я видел и слышал, и боль эта, на этот раз, даже вывела меня из сна, будто что‑то во сне и вправду меня коснулось… Память о услышанном, также сразу, меня покинула, пусть и оставалась в голове теперь туманным воспоминанием, будто кошмар вновь отступил, и мозг уже понимал, что реальность ина, и никакого чужого голоса тогда я слышать не мог.

Тем не менее, более чем реальная боль не только вывела меня из сна, но и заставила меня подскочить на кровати. Одеяло слетело, а сам я быстро схватился за покрытую холодным потом грудь. Пусть боль уже по пробуждению и пропала, ее отголоски само тело и мозг еще помнили, но даже кинув беглый взгляд на свое окружение, все еще содрогаясь от жара во всем теле, я сразу не обнаружил в комнате ничего нового. Она была все такой же темной, холодной и влажной. Именно такой, какой мы ее знали. Именно такой, пропахшей сыростью и грязью, с тяжело проталкиваемым по легким воздухом, ничего лишнего, и никого лишнего, без того, кто мог бы нанести мне удар, пока я спал. В комнате было, как и раньше, лишь два человека.

На самом деле, понять, что находившееся в комнате, помимо меня, существо – человек, было весьма проблематично.