Норман Райт - Фергаст

Позже я понял, о чем говорил старый увалень. Но сейчас, я ответил, что мне ясно, и с мертвецами иметь дела, у меня нет никакого желания.

– Вот и славно. – Шилох улыбнулся, но как мне показалось, совсем не искренне. Он по-прежнему смотрел на меня, и под его палящим взглядом, я ощутил, что запросто мог бы признаться в чем угодно, даже будь это неправдой. Спустя минутное молчание, боцман добавил: – У меня есть к тебе одно предложение. – Шилох наклонился ко мне, и моему вниманию предстали глубокие рубцы от картечи, что покрывали все лицо пирата. Казалось, выстрел был произведен в упор и на мгновение, мне стало жутко за судьбу того несчастного, кто спустил курок. – В общем, дело такое…

В этот момент на лестнице появился квартирмейстер Бенджамин Хагли. При виде него, Шилох хлопнул меня по плечу и прохрипел, что рад знакомству. После этого все, кто попал под грозный взгляд Хагли, поспешно удалились, освобождая наши спальные места.

Я не питал теплых отношений к мистеру Хагли, но в тот момент я был очень ему благодарен, иначе мне, и остальным новобранцам, пришлось спать сидя на бочках. Мне даже стало спокойнее от того, что на корабле есть тот человек, который ставил дисциплину превыше всего и требовал этого от других. Особенно от Шилоха, приверженца радикальных методов.

В эту ночь я спал как убитый и перед сном даже не стал размышлять о том, что же мне собирался предложить старый боцман, Шилох Абберботч.

Очередное утро моего плавания, началось с всеобщего собрания. Так было каждое утро. Мы собирались на палубу, перед капитанским мостиком, и вся команда обсуждала планы на день. Где нужно, что подлатать, урезать либо усилить паек. Стоит ли увеличить порцию грога и еще много других животрепещущих тем.

Естественно этим собранием руководил капитан и его верный помощник, квартирмейстер, мистер Хагли.

Однако сегодня, Говард все никак не появлялся на мостике, с которого он каждое утро, подводил итоги вчерашнего дня, и раздавал указания на сегодняшний.

– Небось, опять нажрался и блюет в свой сапог, – предположил кто-то и некоторые из тех, кто это слышал, рассмеялись.

Я не смеялся, так как совершенно отрицал подобное поведение и считал его неприемлемым для капитана. С пьяницей-капитаном, корабль долго оставаться на плаву не сможет, и сгниет на дне морском, а команда и того хуже – передерется или угодит в руки королевской гвардии.

Я съежился от холода и, позевывая, уставился в пустоту. Сказать, что я не выспался, вряд ли вообще что-то сказать. Все тело с непривычки от гамака ломило, а душу, как и прежде, обуревала всепоглощающая тоска. Мной постепенно овладевала апатия. Я страдал по Маргарет. Как она там, дома, без меня? Тоскует, наверное, и ревет у окна. Мне не хватало ее тепла. Я точно сырой камин в заброшенном доме, медленно умирал в ледяном полумраке и рассыпался от ненадобности.

Вдруг мои печали, словно ветром сдуло, когда морские просторы оглушил громкий рев капитана. Я вздрогнул и устремил взор на капитанский мостик. Говард облокотившись о поручень, еле держался на ногах. Он был пьян! Рядом невозмутимо стоял его помощник – квартирмейстер Бенджамин Хагли в своем белоснежном парике и с высоко задранным подбородком.

– Трюмные крысы – в трюм! – вскрикнул капитан. – Шилох! Где эта шлюпная крыса? Неужто душа покойного Флинта сыграла с моим… боцманом злую шутку, и он уже гниет в петле? Где эта протухшая камбала?! Шилох! Выходи, дубоголовый идиот!

Расталкивая сонных матросов, из толпы возник гигант. Он поистине был громадным! Казалось, Шилох загородил собой все солнце, отчего на палубе, вдруг стало темно и пасмурно. Я предположил, что Шилох умственно отсталый. Но я ошибался, хотя мышц в этом великане было гораздо больше, нежели мозгов.

Шилох ничего не ответил на столь унизительный выпад захмелевшего капитана, но в его взгляде, многие прочли желание немедленно раздавить черепную коробку Говарда своими мощными пальцами. И стоящему рядом с капитаном квартирмейстеру Хагли, заодно.

– Принимайся вязать канаты и заниматься тем, чем обязан заниматься боцман, – произнес Говард, небрежно бросив на Шилоха полный презрения опьяненный взгляд. Тот лишь заскрежетал зубами, но ничего не ответил. Грузно ступая, великан молча отправился восвояси. – Молодец. Остальные! – вскричал еще более громким голосом капитан, – драить палубу и чистить трюмы от плесени! Живо, планктоньи кишки!

Бенджамин помог Говарду спуститься с капитанского мостика, и они удалились в каюту. Для меня в тот момент все еще оставалось загадкой, чем боцман Шилох так насолил капитану. Нельзя так обращаться с людьми. Ох уж этот Говард, напросится он. Ох, напросится.

Мои сапоги все еще были сырыми после того, как я целый день провозился по колено в воде. За ночь они не успели высохнуть, поэтому в сапогах образовалась болотная ледяная слякоть, и туда мне и пришлось опустить свои ступни.

Сегодня все повторилось в точности, как и вчера. Под скрипучий голос Харпера и его совершенно неуместные шуточки в адрес третьего нашего соработника, я продолжал ковыряться в затхлом трюме, счищая отовсюду всевозможную гадость. Харпер совершенно не умел шутить. Даже оскорбить человека как следует, у него не получалось. Харпер сам выглядел посмешищем.

Так продолжалось изо дня в день. Честно признаться, находиться здесь, на нижней палубе, пусть даже в смердящей воде, мне было спокойнее, нежели лишний раз попадаться на глаза старому боцману. Он будто следил за мной и все еще не доверял, что очень задевало мою чистую совесть.

Шилох то и дело отпускал в мой адрес шутки, и тот же час пираты заливались смехом, обнажая свои пустые десна. Я старался не придавать потехам Абберботча значения. Скорее всего, он делал это не со зла, а чтобы лишний раз потешить свое самолюбие. Либо приблизить тот момент, когда я свихнусь и сам сброшусь за борт. Однако он напрасно на это надеялся. Или плохо старался. Скорее всего, он не достаточно хорошо меня знал, так как бросаться за борт я ни в коем случае не собирался.

Вообще, мне нравилось находиться в море. Эти просторы так волновали меня, что я даже на мгновение начал понимать моряков, посвятивших свою жизнь плаванию. Здесь, вдали от берега, жизнь в секунду обесценивается и вдруг становится, так важна! Глядя с корабля в эту зеленую бездну под собой, я осознавал свою ничтожность перед природой.

Там, в этой зеленой глубине проплывали гигантские морские чудовища, способные погубить наш корабль с той же легкостью, с которой я мог раздавить таракана. Но эти чудовища лишь на мгновение возникали у поверхности воды, после чего так же медленно и грациозно уходили на глубину. Они не были заинтересованы в нашей смерти.