Макс Фетт - Орион: Око земли

Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой по полу вагона, он заиграл ритмичную, задавая общий темп композиции. Сделав шаг, он плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги. Флейтист хмыкнул, явно не пораженный пируэтом коллеги, и, облизнув губы, вступил с мягкой мелодией, напоминающей насвистывание птиц ранним утром. Аккордеонист стал играть немного тише.

В танце они медленно спускались вдоль вагона, подыгрывая или, затихая, когда того требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров трое раскошелились и кинули в мешочки по паре динариев. Дойдя до двери и вместе с тем закончив играть, музыканты поочередно повернулись к публике и поклонились. Посмеиваясь, Аккордеонист с натяжкой выпрямился, а его коллега обошелся учтивым поклоном и дружеским пинком. Как ребятишки, которым строгий отец дал лишний час поиграть на улице, хихикая, они направились в следующий вагон.

Внутри снова воцарился неизменный ритм от ударов колес паровоза о железную дорогу.

До пограничного города оставалось больше половины пути. Маркус, слегка взбодрившись внезапным представлением, поерзал, пошлепал себя по ляжкам… Всё. Дела на этом закончились, и он снова прильнул к окну, вскоре заснув.

Пронзительный гудок машиниста разбудил его. Маркус вскочил, как по крику «подъем». Вагон продолжало потряхивать. Пассажиров поубавилось, только и всего.

Вздохнув, он вытер подсохшую слюну с уголка рта и снова посмотрел в окно (развлечений в паровозах не то чтобы много). За ним побитые ночными заморозками поля и сочно-зеленые леса сменились высохшими до желтизны холмами. Подобно волнам они могли как разбушеваться, поднимаясь ввысь и вершинами скрываясь в дыму паровоза, так и успокоиться, прижимаясь к земле на уровень до уровня дорог.

Живот Маркуса забурчал, напоминая про обед. Полицейский полез в мешок с припасами. Яблоки, скрученные куски вяленого мяса, яйца размером с камушек, пол батон подгоревшего бобового хлеба и закупоренный кувшин с водой. Он взял яблоко и откусил. Кислое, как лимон. Маркус посмотрел на напрягая каждую из мышц лица.

– Прошу прощения, многоуважаемый господин, – Маркус повернулся, чуть испугав аккордеониста. – Ух ты! Вам плохо?

Маркус причмокивал, отрицательно качая головой.

– И снова прошу прощения, но в связи со сложившимися обстоятельствами, в которые я и мой коллега имели неосторожность попасть, вынужден отвлечь вас от трапезы, – он говорил уверенно и благородно, словно какой-то почитаемый граф, а не бродячий музыкант в рваном пальто. – Понимаете ли, наши запасы провизии иссякли, почему я желал попросить вам о небольшом одолжении, а точнее просьбе, вследствие которой вы спасли бы двух попавших в неприятную ситуацию джентльменов.

Маркус очень медленно прожевывал яблоко, вытаращившись на благородного бродягу. Позади на сидел его друг и с ухмылкой ожидая результата.

– Так что ты… То есть, вы хотите? – неуверенно спросил Маркус. Послышался смешок флейтиста.

– Глубоко неприятно вас отвлекать, но вы не могли бы дать мне и моему коллеге по одному яблоку из вашего мешочка. Этим благородным жестом вы сможете помочь двум музыкантам провести пару минут за трапезой. – Маркус потянулся к мешку, достал два яблока с двумя кусочками вяленого мяса и протянул их музыканту.

– Премного благодарен за вашу доброту, – ответил тот и взял предложенную еду.

Аккордеонист отвесил низкий поклон, плавно развернулся на пятке и носке и вернулся к удивленному другу.

– Когда-нибудь тебе все-таки откажут, – сказал тот, разделяя скромный паек.

– Когда-нибудь это обязательно случится, друг мой. И это будет самый грандиозный провал в моей карьере.

– Прям уж самый грандиозный? – флейтист из дыры на плаще вынул ножичек и отрезал дольку яблока.

– Согласен. Второй по грандиозности после знакомства с твоей сестрой, – флейтист наставил острие на друга.

– Сестренку не трожь. Из-за нее ты продолжил заниматься музыкой.

– Нет, – ответил аккордеонист, надкусывая яблоко. – Из-за нее я познакомился с вами.

Флейтист склонился, слыша, как ухмыляющийся коллега грызет фрукт.

Из дверей вышел помощник машиниста, мокрой тряпкой оттиравший лицо от черных пятен. Он прошел вдоль вагона и дважды объявил о скором прибытии на станцию Кеёса.

Дожевывая мясо, аккордеонист поднялся и повесил за спину инструмент.

– Нам пора. Нас ждут великие дела!

– Какой у нас план? – спросил его флейтист, завернув остатки мяса в ткань и сунув во внутренний карман плаща.

– Планы строят слабые духом. Сильные же бегут навстречу судьбе и разбивают ей лицо кулаком импровизации и авантюризма. Вставайте!

Наигрывая по ноте на каждый шаг, он подошел к двери, отвесил поклон Маркусу и вышел на открытую площадку между вагонов. Флейтист, схватившись за дверь, уперся пятками в ее основание и, придерживая цилиндр, буквально закинул себя в проем.

– Так, а теперь давай серьезно. Что делаем? – послышался его голос из-за стенки.

– Как же вы все-таки надоедливый, – заговорил аккордеонист. – Минуту назад я предложил вам прекраснейшую идею, а вы никак не успокоитесь.

– То есть мы и вправду пойдем, куда глаза глядят?

– Разумеется нет. Я бывал в психушке, но ум мой не затуманен, – он рассмеялся. – План должен быть, но не больше двух пунктов за раз. Мы, мой друг, вернемся в столицу следующим паровозом и встретимся с коллегой, а потом направимся куда захочется, – послышался обреченный вздох флейтист, а за ним последовал и смех.

До остановки на станции они играли простую и убаюкивающую мелодию, стоя на открытой площадке.

По прибытии Маркус открыл окно и высунул голову. Музыканты синхронно спрыгнули с паровоза, разгоняя ритмы под стать открывшемуся перед ними городу.

Вспоминая о нем, в умах людей всплывает никогда не гаснущий свет. Тысячи паровых ламп в каждом уголке города, поддерживали в нем жизнь город. В подавляющем большинстве питали его таверны и публичные дома с девушками на любой вкус, от нежно белых, как молоко, до непроницаемо черных, подобно углю. Для особых извращенцев предусмотрели женщин пониже или с интригующими инструментами или со всевозможными протезами.

По улицам расхаживали богатеи или авантюристы, желающие испытать удачу. Сюда слетались толпы поехавших головой инженеров со всего Ориона. Здесь их странные изобретения, не найдя пристанища в реальном мире, выставлялись напоказ перед заведениями в качестве экспонатов. Иногда они использовались по назначению, упрощая быт и пересчет монет. Так что Кеёс по праву можно было назвать прогрессивным.

Но ограничиваться изобретениями город не собирался. Он вобрал в себя десятки тысяч умов будь то алхимики, не прошедшие обучение в университетах, или сумасшедшие, утверждающие о возможности предсказывать будущее. Здешние владельцы таверн платили за все, что могло добавить их заведению индивидуальности.