Николай Малунов - Домовой-2: проект «Гибрид»

***

Вильгельм сидел напротив зарешеченной двери и печально смотрел вглубь камеры. Вздохнув в очередной раз, он поднялся со стула, подошел к клетке, прокашлялся.

– Ну? И зачем все это было нужно? – ему не ответили. – Думала, сможешь сбежать? Ха! Не здесь! – ученый оскалился. – Ты глупая! Глупая девчонка! Они все у меня вот тут… – старик сжал пальцы в кулак. – Стоит мне пальцем пошевелить и тебя разорвут на части!..

– В жопе пошевели себе! – буркнула из угла темной камеры Саша. – Пусть она у тебя разорвется.

Старик цокнул языком, бросил взгляд вдоль коридора, где в дальней стене находилось окно на улицу. За стенами тюрьмы стемнело. Солнце совсем недавно закатилось за горизонт, спрятавшись за надвигавшимися чернильными тучами грозы. Если бы не грядущая буря, он бы уже сегодня покинул это болото. Дирижабль, расположенный на стадионе за резиденцией преподобного, был стар и не мог летать в сильный ветер. Точнее летать то он мог, но исключительно по ветру, а ветер сегодня как раз оказался совсем не попутным. Слабенькие моторы не смогут вести машину, сопротивляясь буре, они и в лучшие то дни, в штиль, не могли разогнать огромное надувное чудо быстрее пятидесяти километров в час, что уж думать о текущей метеообстановке. В общем, придется ждать, пока буря утихнет. На душе было как-то погано. Ощущение надвигающейся грозы давило на грудь, не давая рассмотреть за этим банальную тревогу от другой бури, которая уже была готова разразиться над крышами города с минуты на минуту. Этой ночью ее наступление ощутили все жители Турманска:

Молодой посыльный Васька нервно теребил в руках ручку подрывной машинки, всматриваясь в черные провода, тянущиеся до казарм военных. Он твердо верил, что когда власть вернется к правильным людям, он тотчас же заявит новым правителям, что хочет служить на благо города;

Галина, всхлипывая, вытирая кровь из разбитой губы цветастым передником с яркими бутонами цветов, глядела на разрушенный магазинчик. Ее, в отличии от яростно брыкающейся молодой, красивой девчонки, не упекли в тюрьму, за что женщина была благодарна небесам;

старший радист, мучавший старенькую радиостанцию потными руками, пытался понять, в чем дело и куда делать связь со всеми группами;

младший радист Влад, нервно сжимавший кривой острый нож, глядя на спину старшего, ощущал тревогу от сделанного шага. Еще мгновение и пути назад уже не будет;

патрульный на северной вышке, только что беззаботно куривший, вдруг осознал, что площадь перед воротами внезапно опустела. Люди спешили укрыться по своим домам, хотя до грозы было еще очень далеко;

Прохор, нервно сжимавший в старческих руках тубус сигнальной ракеты;

«лесоруб» с братом, готовые выскочить из канавы возле КПП;

молодой паренек, чьего имени никто из всех сидевших в одном из уцелевших броневиков, несущегося сейчас на полной скорости с выключенными фарами в сторону южного КПП;

и, даже смертельно раненный Змей, каким-то чудом доползший до подбитого автомобиля, дотянувшийся наконец-то до коробки радиостанции, на последних секундах своей жизни пытавшийся передать в город информацию о засаде.

Все они ощущали бурю, которая вот-вот должна обрушиться на это место, поглотить город, охватить земли, перевернуть земную твердь, устои и принципы с ног на голову.

Окровавленные пальцы начальника погибшей группы быстрого реагирования с трудом выцарапали радиопередатчик, поднесли к слипшимся губам. Большой палец вдавил кнопку передачи и боец хриплым голосом сказал последние слова в своей жизни.

– Это Змей… Внимание! На город готовится покушение! Они нападут сегодня ночью…

Принявший внезапный сигнал старший радист ошалел от сообщения, но еще больше он был удивлен острой боле в спине. Заточенный нож вошел точно под ребра, провернулся и вышел из раны. Младший радист аккуратно закрыл своей ладонью рот умиравшего начальника и плавно опустил его тело на пол, когда то перестало подавать признаки жизни.

– Гамбит, – передал он одно короткое слово на открытой волне и будто сжатая пружина моментально распрямилась, выплескивая всю свою накопившуюся энергию.

***

– Как ты себя чувствуешь? – в дверях появилась голова симпатичной медсестрички.

Голова улыбнулась, вслед за ней из-за дверного косяка показалось тело ее хозяйки. Кочевник растянул губы, отложил ложку, с трудом изменил положение тела, неуклюже перевернувшись с одного бока на другой. Настя сегодня выглядела, как обычно, безупречно. Белоснежная форма на ее стройной фигуре смотрелась очень притягательно и вызывала различные неприличные фантазии.

Шел четвертый день реабилитации. Девушка оказалась практиканткой и прибыла в Мончегорск для прохождения финальной практики из Столицы. Там она почти закончила медицинскую школу и теперь должна была пройти последний экзамен в одном из отдаленных городов Федерации, для закрепления навыков и получения реальных знаний и умений. Для проведения сложных операций и оказания помощи пациентам в медицинских учреждениях Столицы было все необходимое: от восстановленных продвинутых хирургических комплексов до высококвалифицированных врачей. Но приходилось помнить, в каком мире люди живут, и о том, что рано или поздно медперсонал сталкивается с внештатными ситуациями. Потому-то все врачи должны были уметь импровизировать, знать, как обойтись без электричества и приборов, как буквально в слепую проводить опасные и сложные операции, ковыряясь в еще живых людях по локоть в крови, а где такому можно научиться, кроме как в забытой богами деревеньке, в которой прокипяченный шприц – уже верх соблюдения санитарных норм?..

За две недели, проведенные в Мончегорске, нужно признать, Настя узнала нового больше, чем за целых полгода работы в клинике Столицы. Там ей, откровенно говоря, особо-то и не приходилось работать. Так, лишь иногда капельницу сменить… Да даже не поставить, а просто поменять бутылек, переткнув иглу. Ну, чему тут научишься?! Сама же девушка мечтала работать по-настоящему, спасать жизни, быть полезной, хотела быть нужной, лечить людей, латать раненых, но… Всегда есть одно «но».

Так уж природой было дано, что Настя имела модельную, как говорили раньше, внешность. Ее никогда не воспринимали всерьез как коллегу, лишь как станок для сексуальных утех. А это откровенно мешало и учебе, и работе. Порой она и шагу не могла ступить, чтобы кто-то из мужчин не присвистнул ей вдогонку или того хлеще, не попытался схватить за задницу. Пошлые шуточки и откровенные намеки на постель с обещаниями грандиозной карьеры она даже и считать уже перестала. Дошло однажды даже до того, что один из богатых пациентов, лежавший в отдельной палате, и это в то время, когда в соседней ютилось почти два десятка больных, принялся ее откровенно лапать, а когда Настя дала отпор, то пришел в ярость и попытался овладеть ею насильно. Чудом отбившись от наглого торговца, медсестра в слезах выбежала из палаты, но когда сообщила руководству об инциденте, то оно почему-то закрыло на сей факт глаза. Да и ежу понятно было почему! Досточтимый торговец за неделю лечения платил столько, сколько вся соседняя палата за тот же период не заплатит, а деньги, как говорится, решают все.