Братья Швальнеры - …жив?

–Тогда и название альбома должно быть таким же непритязательным, верно?

–Ну да.

–Тогда «45». Как тебе?

–Почему «45»? – не сразу понял Борис.

–Ну обычная длина магнитофонной ленты – 45 минут. Вот и название. «Что вижу, то пою», правильно я поняла?

Хозяин расхохотался.

–Сообразительная.

–Да я-то что? Витька да… Мне кажется, он вообще пока не признанный гений. Несмотря на кажущуюся простоту – ну ты-то понял – там такая глубина в его песнях, такой смысл, что и после нашей смерти, вероятно, не все его до конца поймут.

Борис с Люсей переглянулись, умиляясь тому, как хвалят друг друга влюбленные и, в то же время, сожалея о том, что такая пылкость в начале отношений имеет свойство столь же быстро их охлаждать. Сами через это прошли – и потому улыбались снисходительно, словно до срока сожалея о том, что вскоре этой любви суждено будет остыть.

–А ты молодец, что придумал их записать. Самое время сейчас…

–Да, – кивнул Боб, – запись можем начать сразу, как только Тропилло отойдет после праздничных мероприятий. Только вот репертуар надо подобрать и предварительно глянуть, послушать. Можно это сделать?

–Думаю, можно, – как заправский импресарио отвечала Марьяна, – только вот не знаю, где это можно сделать…

–Да хоть где. Хоть у меня, хоть у Леши Вишни, хоть у Тропилло. Последнее, кстати, намного лучше будет – он сразу поймет, что, в какой последовательности, что звуком выделить, что вообще исключить. Да, вообще какую дорожку на какую накладывать! Все-таки звукорежиссер со стажем.

Марьяна слушала его, кивала головой и поглядывала то на хозяев, то на мужа, то на Рыбина. Причем, на последнего с какой-то злобной ревностью. Вообще, Борис заметил, что между ней и Рыбой существовала какая-то неприязнь. Так, например, стоило Виктору заговорить о ней, как его коллега демонстративно отворачивался, шел пить или смотреть видео, его всего как будто передергивало. Напротив, она, едва заслышав какой-нибудь мало-мальски стоящий комплимент в адрес Рыбина, спешила натянуть одеяло на Цоя и заявить, что Рыба – всего лишь его «друг», своего рода приложение к талантливому музыканту и поэту.

«И что в нем такого, что они задницы рвут перед ним? Кто он вообще? Даже передо мной так никто не гарцует», – ревниво думал Борис, в очередной раз получая подтверждение своей правоты хотя бы в том, что и сам он проявлял интерес к, на первый взгляд, ничего не значащему музыканту-любителю с образованием резчика по дереву и стойким мировоззрением тунеядца и прожигателя жизни. И не просто проявлял интерес, а стремился «пригреть» его в лучах собственной славы – мало ли одного этого факта, чтобы зазнаться юному лидеру группы без названия?!

Тем временем Рыба сидел в позе лотоса перед видеодвойкой рядом с Цоем и нежно обнимал его со спины. Они пили, Цой внимал мудреным экзерсисам восточных единоборств в исполнении Брюса Ли, которого прежде не видел, но в которого влюбился с первого взгляда, а Рыба краем уха еще и слушал разговор Бориса и Марьяны. Не желая отдавать бразды правления будущей революционной группой (пока еще живущей только в пьяных мечтах товарищей по оружию) в ее руки, он вдруг встал и огорошил всех.

–Интересно, – заявил он, – а как вы записываться собираетесь, если мы – не члены клуба? Кто альбом тиражировать будет, кто распространять? Кто нам вообще это разрешит? Или дома будем переписывать у Тропилло с ленты на ленту, пока его технику не переломаем? А цензура? Про нее забыли?

Борис хлопнул себя по лбу:

–Точно! Ты прав. Ну, с цензурой, допустим, проблем не будет – если в клуб вступить, то цензурировать песни будет Миша Боярский, с ним договоримся. Но вот если не вступить,.. то ни о каком альбоме и речи быть не может. Не дадут шагу ступить, ты прав…

Боб лихорадочно начал соображать – по плану Троицкого он должен был сделать все, чтобы их первый альбом вышел. Пусть провалится потом, но выйти он должен и до публики дойти в лучшем виде!

Минуту все оцепенело ждали и взирали на него…

–Слушайте! – наконец, на свой страх и риск, рубанул с плеча Боб. – Думаю, что единственный способ не просто записаться, а еще и опубликоваться – вступить в клуб…

–Слава Богу, дошло, – цинично бросил Рыба, дав повод Марьяне цыкнуть на него.

–…и я за вас поручусь, – продолжал Боб. – В конце концов, я там не чужой человек, кое-какое отношение имею. Конечно, надо будет выступить и показаться в лучшем виде перед худсоветом, но, думаю, с этим вы справитесь. Марьяна с образами поможет, мы какой-никакой репертуар сообща подберем. Какие у вас самые лучшие песни, парни?

–У нас все лучшие, – улыбнулся Рыба, – да вот только не знаю, согласятся ли остальные участники, услышав их?

–Ну а я-то на что? – не унимался Боб. – Будем уламывать… и уломаем!

«Преданная дружба» малознакомого Гребня, только-только выучившего имена и фамилии своих коллег по цеху растрогала Марьяну, которая решилась впервые за вечер (она была простужена и почти не пила) поднять тост.

–Давайте выпьем за Боба! Он правда классный! Думаю, ребята, вас с ним ждет большое будущее!

–Или его с нами, – пошутил Рыба, опрокинув стакан портвейна. Говоря это, он явно не рассчитал последствия – обиделся на шутку не ироничный Боб, а обиделась на нее Марьяна. Она сочла, что Рыба испортил ее тост сомнениями в искренности сказанного и закатила скандал.

–Леша, какой же ты мудак! – орала она. – Ну почему ты вечно все портишь? Ты как пятое колесо в телеге, честное слово! Не представляю, на кой ты сдался Вите… Я, конечно, все могу принять, любое его решение. Но вот понять…

Рыба поддержал ее и принял эстафету.

–А ты?! Ты кто здесь такая? Каков твой функционал, и кто тебя им наделил, что ты так нос задрала? Сидишь тут, командуешь на равных, даже с позиции начальника какого-то! А в действительности как дело обстоит? Не скажешь?!

«Он ей слово – она двадцать. Он ей снова – она драться». Боб и Люся хохотали, видя, как сражается она за честь группы, свою собственную и Цоя. Между приступами гомерического хохота, подогреваемого все новыми порциями непонятно, откуда появлявшегося портвейна (казавшегося в тот вечер бесконечным) Боб задумывался только о том, что в действительности представляет из себя парень с корейскими чертами лицами по имени Витя, что сидит сейчас у него в гостях и задает тон вечеру. Что за сила в нем, что адепты готовы глотки друг другу перегрызть за одно только право находиться в его тени?! А, может, никакой силы нет, и все это – следствие алкогольных возлияний?..

И только Цою было наплевать на мысли и дела окружающих – он сидел в углу и смотрел на «видике» отрывки из фильмов с участием Брюса Ли.

Досье («начало» Цоя). Виктор Цой родился в 1962 году. Детство музыканта прошло в Ленинграде в окрестностях Московского парка Победы: он родился в роддоме на Кузнецовской улице (располагается внутри парка; сейчас это кардиоцентр), семья до 1990-х годов жила в примечательном «генеральском доме» на углу Московского проспекта и улицы Бассейной (сейчас это памятник архитектуры). Некоторое время Виктор учился в близлежащей школе на улице Фрунзе, где работала учителем физкультуры его мама. В 1973 г. родители Цоя развелись, а через год зачем-то повторно вступили в брак.