Дамир Жаллельдинов - И джиннам случается влюбиться

Пришлось убрать трубку назад в карман. Разочарованный, Астафьев пытался придумать, что бы ещё сделать, но ничего дельного, кроме как просто идти куда-нибудь, в голову не приходило. Соображать мешала ещё и жажда. Пока не слишком сильная, но вот что будет дальше? Ведь воды у него с собой не было. Как не было и чем укрыть голову от палящего всё сильнее солнца. Ситуация хуже некуда.

Стараясь не поддаваться панике, Егор пошёл вперёд, надеясь в скором времени набрести на какое-нибудь поселение или хотя бы просто выйти к автодороге.

По пути он силился вспомнить, что же с ним произошло. «Мне не спалось из-за рассказов Сафара о джиннах, ― думал про себя молодой человек. ― Слишком много впечатлений было от услышанного. Я решил ночью сходить к тому самому колодцу, где якобы обитает местный джинн. Вот тоже, дурак, пошёл искать приключений на свою голову!

Что же было потом? Я стал светить во тьму экраном сотового, но ничего не смог рассмотреть. Решив измерить глубину колодца, я бросил туда сначала один, затем другой небольшой камень. Судя по тому, как они упали, я предположил, что там метров сорок-пятьдесят. Внизу послышались какие-то звуки. Я снова заглянул в колодец и посветил туда телефоном. А дальше… что же было дальше?»

Егор остановился, чтобы немного передохнуть. Солнце припекало; всё тело у него, а вместе с ним и вся одежда стали мокрыми и липкими от пота. Жажда стала сильнее. Но самое главное, что нечем было прикрыть голову, и это грозило верной смертью уже совсем скоро. Единственное, что здесь можно было предпринять, ― это снять футболку и укрыть ею голову так, чтобы оставалось открытым только лицо. Получалось, что его тело оставалось без защиты, но делать было нечего. Так, с футболкой на голове, Егор продолжил идти, сам не зная куда.

«В колодце я что-то увидел. Не знаю, что точно это было, но что-то яркое сверкнуло из тьмы и ослепило меня. От испуга я невольно разжал руку, которой держался за перекладину и сорвался вниз, ― продолжал вспоминать Егор. ― Дальше только темнота и ощущение падения. Даже собственного крика не помню. Всё, как во сне. Наверно, я потерял сознание».

Вокруг была только пустыня. Уже несколько часов, а впрочем, кто знает, может и больше, парень брёл по бескрайним её просторам, сам не понимая куда. Он потерял счёт времени. Можно, конечно, было посмотреть на часы ― вот они, у него на руке. Но какой в этом смысл? Если ему суждено умереть, не всё ли равно, сколько при этом будет на циферблате ― полдень, час дня или три часа?

Солнце жгло нещадно, и негде было скрыться от его безжалостных лучей. Где же он сейчас? Как далеко находится хоть какой-нибудь очаг цивилизации? Пусть даже совсем крохотный. Какая-нибудь деревенька, где можно попросить воды. Это то, что ему сейчас нужно. Чувствуя, что всё больше слабеет, Егор присел на корточки. Садиться на песок ― всё равно, что на раскалённую сковородку. «Что же будут делать Сафар и его семья, когда утром не обнаружат меня? Будут ли они сами искать или обратятся сразу в полицию?» ― эти мысли не давали Астафьеву покоя.

Сил почти не осталось, в горле была сухость, и Егором в полной мере овладело отчаяние. Ему стало по-настоящему страшно. Ведь он умрёт! Как же это? Он так мало прожил, так мало сделал! Как он попал сюда, в эту пустыню? Чем он это заслужил?

Из этого состояния его вывела боль. Егор вдруг обнаружил, что сидит на раскалённом песке, и резко поднялся на ноги. Отчаяние сменилось в сознании тупой обречённостью. Егор медленно пошёл вперёд. А, собственно, может и не вперёд. Кто знает, где у пустыни перед, а где другие стороны? Он решил двигаться до последнего, потому что отсутствие движения было просто невыносимо, а так создавалась хотя какая-то имитация деятельности, жизни. Егор подумал о семье. Очень жалко родителей. Они вряд ли узнают, что случилось с их сыном, где он нашёл свой последний приют. Хорошо ещё, что он не единственный ребёнок в семье ― им будет не так больно. А Павел? Будет он вспоминать о младшем брате, вспоминать их детство, как он присматривал за Егором, когда родителей не было дома, как играли в футбол во дворе? Будет он помнить это, или же рестораны вытеснили всякие другие мысли из его головы? А ещё жалко Хабибова. Хороший он мужик, и к нему, к Егору, относился как к сыну. Печально, что он не может хотя бы на краткий миг увидеть их всех.

Парень шёл ещё около получаса. Мысли о семье мешали ему разобраться в том, что сейчас видели глаза. Вдалеке, не ближе нескольких сот метров безграничную власть пустыни нарушал довольно приличных размеров островок растительности, или, проще говоря, оазис. Когда Астафьев, наконец, сообразил, что перед ним, то в сердце парня затеплилась надежда на спасение. Ведь в оазисе непременно должен быть водоём, а вода означает жизнь.

Однако тут же его охватили сомнения, не мираж ли это. Егор попробовал ущипнуть себя, потом залепил пару пощёчин, поморгал несколько раз, но оазис не исчез. Медленно, с трудом преодолевая усталость и безжалостную силу солнца, парень шаг за шагом приближался к цели.

Сейчас, наконец-то, можно будет утолить жажду! Но планам Егора не суждено было сбыться. Вернее, не суждено в том виде, в каком он рассчитывал. Случилось так, что в этом месте он оказался не один. Астафьев стал свидетелем удивительной картины, которая даже в том состоянии, в котором он находился, не могла не привлечь парня. На берегу водоёма трое мужчин, одетых на манер бедуинов, с мечами в руках, медленно приближались к женщине, окружая её. Намерения их явно были недружелюбными. Ещё немного, и ситуация для несчастной жертвы стала бы критической.

– Эй, вы, оставьте её! ― Не понятно, на что рассчитывал Астафьев, выкрикивая эти слова. Сразиться с троицей он не мог: никакого оружия с собой у Егора не было. Тем не менее, молодой человек всегда оставался неравнодушным к чужой беде и даже сейчас готов был вступиться за совершенно незнакомую ему девушку.

Однако как выяснилось спустя несколько мгновений, она и сама способна была за себя постоять. Привлечённые окриком парня, бедуины обернулись в его сторону, а в это время их жертва не растерялась и практически мгновенно, взмахнув руками, обездвижила всех троих. Просто взяла и парализовала ― бедолаги застыли как вкопанные. Девушка забрала у них мечи и обернулась к Егору. Она собралась что-то сказать, но тот от увиденного окончательно перестал что-либо соображать. Что это? Бред воспалённого воображения? Или, может, он уже умер? Его мозг, утомлённый многочасовым путешествием на солнцепёке, просто не выдержал и отключился. Егор потерял сознание.

Придя в себя, Егор обнаружил, что лежит на обитой бархатом оттоманке ― диванчике без спинки и подлокотников, стоявшей посреди шатра. Внутреннее его убранство словно переносило на страницы сказок из сборника «Тысяча и одна ночь». Внутри было светло, а плотная ткань светло-песочного цвета, из которой состояли его стенки, создавала приятную прохладу, не позволяя проникать внутрь той безумной жаре, которая мучила Астафьева в пустыне.