Илья Балабанов - Мир Опустел. Начнем Сначала!

– Видели такое? Президент плачет.

– Простите, что вы сказали?

– Президент плакал. Ну, смотрите сами! Глаза красные.

Пожилой мужчина указывает пальцем на планшет в моих руках, и я непроизвольно продвигаюсь на самый краешек лавки, пытаюсь нарастить между нами дистанцию.

– Боитесь заразиться? – мужчина улыбается. – Простите ради Бога. Не хочу лишать вас надежды, но уже поздно бояться. Все погибнем, и это вопрос пары дней. Слушали, что сказал президент?

Я смотрю на экран, вижу заставку программы "Новости", понимаю, что все пропустил.

– Нет. Не слушал. Думал о своём.

– Ну конечно, – мужчина поправил седые волосы и усмехнулся, – сейчас все думают о "своём". Такое время… Он сказал: "Да спасёт Господь наши души". Представляете? Как вам такая концовочка? Будоражит, да? А у самого глазки красные, и губы дёргаются, как у ребёнка капризного. Я его понимаю! Очень обидно. Только избрался, а уже умирать.

Напридумывал, наобещал…

Все они одинаковые! Дьяволы в пиджаках! – старик снова смеётся и, совершенно не интересуясь моей реакцией, продолжает. – А я, если честно, совсем не боюсь конца света. Столько их уже было на моем веку. Притупилось. Замылилось!

Привстав на сантиметр, он продвигается на лавке в мою сторону и, впервые заглянув в глаза, убедиться, что слушаю, принимается загибать скрюченные не по годам пальцы.

– 2000 год. Раз. Парад планет. Вторая Луна. Миллениум. Помню, как оделся тогда в красивое и пошёл гулять в центр города. Чтобы как-то не одному. Умереть, так со всеми. Не случилось…

2008 год. Два. Запуск адронного коллайдера. Обещали возникновение чёрной дыры!

Я тогда дозвонился другу в ЦЕРН, и он сказал: "Саша, черт его знает, как все пойдёт! Мы впервые так далеко. Готов спорить на бутылку шампанского, что все под контролем. На две бутылки спорить не решусь".

Физики… Такие романтики… Был уверен, что только у нас в биологии есть бардак!

Небо в тот день было как в сказке про злую колдунью. Чёрное! Ливень шёл. Били молнии! Я даже восторг испытал в ожидании…

Снова наврали… Ничего!

В 2012-м календарь Майя.

О 2020-м вообще говорить не хочется…

Есть что вспомнить. Была возможность потренироваться.

Крупный мужчина в грязном деловом костюме заминает зелёный куст, пытается продраться через него в нашу сторону. Что-то мычит разбитым ртом, морщит лицо, словно ему очень больно. Выглядит это опасно, и я встаю с лавки готовый бежать. Жестом прошу соседа, чтобы он сделал то же самое.

Но старик не торопится. Покопавшись в сумке, достаёт серебристый свёрток. Разворачивает фольгу, бросает на траву бутерброд с колбасой и томатами…

Сумасшедший мужчина с размаху бросается на землю, принимается собирать пальцами пищу, суетливо суёт ее в рот. Давится, не жуя глотает, стонет и закатывает глаза от удовольствия.

– Не нужно убегать, – говорит старик. – Это совсем не страшно. Кинул пожрать и готово. Страх придёт, когда некому будет дать им хлеба…

Честное слово, не стоит бояться. Садитесь, пожалуйста, обратно. Давайте поговорим! Я, – старик положил на грудь руку, – Александр. Всю жизнь провозился с пробирками и микроскопом. А вы? Как зовут? Чем занимаетесь?

– Илья. Журналист. Всю жизнь провозился с буквами.

Я недоверчиво наблюдаю за жутким мужчиной, который расправился с колбасой с белым хлебом и теперь, как охотничий пес, пылесосит носом траву в поисках оставшихся крошек. В первый раз вижу так близко больного… Кажется, он и правда успокоился. В нашу сторону больше не смотрит, завалился на бок и, свернувшись в калачик, обхватил колени. Видимо, собирается спать.

– Думаете, все? Доживаем последние дни? – Я сажусь обратно и стараюсь давить приступ панической атаки, который мешает вдохнуть и забивает руки мелкой дрожью.

– Без сомнения! – Старик достаёт из сумки старенький термос и, открутив крышку, наполняет ее дымящимся чаем. – Несколько дней. От силы неделя. И все уснём… А затем беспамятство. Будем бродить, как этот, – он показывает на спящего, – мычать и расстраиваться…

Старик делает быстрый, глубокий глоток, морщится, как от кислого, продолжает:

– А впрочем, всегда есть выход! Можно закончить жизнь самостоятельно. Оставить финальный аккорд за собой, так сказать. Что думаете? Самоубийство – это хорошо или плохо?

– Плохо, конечно. По крайней мере, так говорят…

– Но не все! – оживился мой собеседник. – Японцы же, например, нормально относятся. Всей страной они, что ли, по-вашему, в аду горят? За свои убеждения. Уверен, что важно, как жил. Как умер – вторично. Иначе и быть не может…

Посмотрите на эту красавицу! – старик указал на березу, стоящую сбоку от лавочки. – Красиво, правда? Я посадил. 40 лет назад. Это дерево – все, что от меня останется. Столько боялся, что срубят… Но нет! Это людям конец. А деревьям – раздолье.

Как же здесь хорошо! Как приятно сидеть, смотреть людей, листать газеты… Именно здесь я прочёл, что сбили самолёт. Перепутали что-то и запустили ракету в обычный "Боинг". В нем летели мой маленький внук и зять…

Здесь же я принял звонок.

Ткнул на чёртову кнопку и узнал, что моя дочь… Моя маленькая крошка покончила с собой…

Она так извинялась в прощальном письме. Так стыдилась, что делает мне и маме больно…

Моя маленькая Мальвина…

Не смогла поднять своё горе. Ее тонкие, нежные руки сломались под этой тяжестью…

Я пытаюсь найти слова, поддержать человека, но в голову лезет только банальное: "Соболезную. Очень грустно. Жаль, что так получилось".

– Ничего, – отвечает он, – скоро я с ней увижусь. Я уверен, там что-то есть! Иначе Вселенная превращается в глупость.

Скажите, вам страшно? – старик смотрит мне прямо в глаза, пытаясь разобрать эмоции. – Если устали бояться – могу предложить чай!

Можно выпить, и станет лучше.

Придёт покой…

Вы хотите?

Я не слышу ответа…

Видимо, начали отмирать отделы мозга.

Прошу вас, дайте руку! Хочется чувствовать человека.

То же самое испытала Мальвина…

Я в точности повторил её яд.

Обязательно самоубийство…

Я не мог рисковать, что приду не туда, где она.

Берегите себя!

Я читал про погрешность в отчете… Может быть, вам повезёт. Может, ещё и увидите… Своими глазами, что ОН задумал… Моя Мальвина… Она все исправит.

Речь окончательно потеряла смысл. Звуки перестали соединяться в слова.

Старик умер.

Добравшись до своего дома, я долго стучу в дверь к соседу, собираюсь договориться о том, чтобы держаться вместе. Помогать друг другу. Дверь открывается, он стоит на пороге заспанный и бледный. Долго не может понять, что мне нужно. Говорит, что я прав. Будем держать оборону. Только сначала хорошенько выспаться. Злится, что я пришёл посреди ночи и всех бужу. Мешаю спать и жене, и сыну. Ему трудно стоять, он садится на корточки. Тычет пальцем в сторону настенных часов, ругает, что я невоспитанный.