Номер PD C8083N45J - Записки инженера. Шесть вопросов. План жизни с конца. Выращивание себя. Выращивание Родины. Сказки из физики

В военкомат я пошел, чтобы сменить военную специальность с войск дальней связи на десантные войска – по той причине, что я инструктор альпинизма и этим более для армии ценен. Майор, отвечавший за такие дела, меня знал. Он учился заочно в университете на юрфаке, где им читал какие-то лекции мой отец. Майору я помогал получать зачеты.

Майор сказал мне: «Без проблем, сделаем. Как десантником тобой будут затыкать каждую жопу, такие воины всегда нужны». Майор был умнее меня, по-житейски опытнее. Он сказал – сделаю, потом сказал – подожди. «Если будет конкретно надо, сразу сделаю», – сказал майор.

Леха вернулся из Афгана внешне живым. Что произошло внутри него, не считалось, об этом сильные не говорят. Так не сложилась моя армейская карьера. В Афган я в тот раз не попал.

Рок все же запомнил мои телодвижения и начал подготовку к Афгану-2.

Дверь квартиры на Чиланзаре не изменилась за 60 лет. Там жили мои родители и бабушка. Вероятно, я аутист. Живу внутренне с одним человеком. Тогда, в мои три-четыре года, это была моя мама. Мама была археологом. Это значит – экспедиции два раза в год. Весной и осенью. На месяц или два. Для меня жизнь останавливалась. Я замирал в ожидании мамы на это время.

Это не болезнь. Просто переставал жить. Чувствовал себя оставленным. Внешне это не проявляется. Ребенок, как малое животное, не может об этом сказать. Есть такая игра: замри – отомри. Мама приезжала – я отмирал. Жизнь возобновляла свой ход. Это продолжалось до школы.

Были еще страхи. Что кто-то придет. Я стоял перед закрытой дверью и слушал. Нужно было убедиться, что за дверью никого нет. Я открывал дверь и смотрел. Закрывал. И снова слушал. Не лучшая тактика. Так бесконечно много раз. Вероятно, несформировавшийся софт в голове не имел решения на этот случай.

Было природное чувство тревожности. Это противоположность равновесию. Позже я так же беспокоился за друзей в горах, за близких. Не мог привести себя в равновесие. Выдумывал худшее, чем происходило на самом деле. Временами у меня что-то лопалось в голове, в районе затылка. Горячая широкая волна распространялась по голове вниз. Как будто кровью голову согревало. Что это было – не знаю. Это было без боли. Иногда я знал заранее: это вот-вот случится.

Мы родились в 55-м или около того, через десять лет после большой войны, которая не затронула наш Ташкент – город хлебный. Мы родились через два года после смерти Вождя; его тень не коснулась нас своим черным крылом, коснулась наших отцов, дедов. Как наследство войны видел на Туркменском рынке инвалидов без ног, на тележках, поставленных на стальные подшипники Ф70. Потом они резко исчезли (их собрали по городам и увезли на Север, подальше от глаз победившего народа).

Мой старший брат Боренька умер в 53-м году от белокровия. В том же году от белокровия умер и дед. Это был результат атомных взрывов в атмосфере. В те годы много народу полегло от последствий таких испытаний, отдаленных последствий прошедшей войны. Союз готовился к следующей.

Первый квартал – Чиланзара, первая улица – Пионерская; на ней мы с флажками встречали Фиделя – его провезли на черной машине. История Кубы коснулась нас не только песней «Куба – любовь моя, остров зари багровой…». Через 20 лет, каждый день при входе на работу мы прошмыгивали, как мыши, потупив глаза, мимо Манжирова – начальника первого отдела, одного из 30 тысяч вооруженных гэбэшных офицеров, лежавших в трюмах торговых судов на рейде у Острова свободы во время Карибского кризиса и готовых к атаке.

Ташкент, как и все столицы национальных республик, не знал большой нелюбви к немцам, к евреям, не клинился на этом, давал им жить, это добрый город. В отличие от центральных городов России, национальный вопрос здесь возникал между русскими, присланными править из центра, и своими, местными.

Мы успели закончить университет, проработать 10—15 лет, защитить диссертации, родить детей, продвинуться по службе, кто как – по удаче и по труду. Мы видели и знали жизнь в той стране, Великой Стране, которой уже нет. В 90-м году, к развалу Союза, нам было по 35 лет.

Способность людей приспособиться – «респект и уважуха», карточки, мешок сахара, купленный «по знакомству», и два мешка картошки под кроватью – знаешь, что переживешь с детьми зиму.

Что можно «скоммуниздить» и продать из физической лаборатории? Или из конструкторского бюро? Ничего. Как жить, если не платят зарплату? Способность к «бизнесу» есть не у всех, этому нельзя выучиться. Хорошо, что бесплатно раздали квартиры. Кто смог на зарплату побольше квартиру купить?

Повезло не всем, Зуленька, ты знаешь. Далеко не всем. Каждый по-своему расплатился за перемены, начатые не нами. Когда доктор наук, директор института едет на заработки в Штаты и моет там полы, а директор НПО работает слесарем-сантехником, это оставляет следы в памяти. Потом время стирает эти следы – у кого как, по удаче.

Кто большие «герои»? Те, кто уехал и «всплыл» на чужбине, или те, кто остался на Родине, сохранил в себе человека, смог удержаться в профессии? Нет для этого меры. Просто я рад видеть ваши добрые, умные лица. Кто мы такие, чтобы о людях судить?

Пятнадцать лет тебе ставят отметки, сначала в школе, потом в институте. По отметкам судят о тебе, и привыкаешь к тому, что оценки со стороны важны. За пятнадцать лет учебы никто ни разу не спросил меня: какой ты человек? преданный ли ты друг? умеешь ли любить? какой ты сын? что несешь людям?

Потом начинается другая жизнь, и в следующие 15—30 лет получаешь оценки по совершенно другим предметам, по другим вопросам, которые не учат в школе, о которых никто ни разу не говорил. Вопросы эти такие:

1. Есть ли у тебя профессия, в которой ты профессионал, все знаешь, в которой ты из лучших?

2. Есть ли у тебя дело, в котором ты все умеешь, которое нравится тебе так, что готов заниматься им день и ночь? Научил ли ты других этому делу, смог ли передать, оставить другим, чтобы дело продолжалось?

3. Умеешь ли ты любить? Так, что все остальное становится неважным? Готов ли ты все отдать за это чувство? Сделал ли хоть кого-то счастливым?

4. Есть ли у тебя друзья, которые прошли через всю твою жизнь? Умеешь ли ты дружить? Предан ли ты друзьям? Что ты несешь им? Отдаешь или только получаешь? Отвечаешь ли за то, что с друзьями стало?

5. Чему ты учишь своих детей? Делаешь из них копию себя или видишь в них личность, которая должна уметь выбирать свой путь? Растут ли они свободными, со своей волей и своим мнением обо всем, или умеют только повторять твои действия и слова?

6. Есть ли интересы, которые сопровождают тебя всю жизнь? То, что не приносит денег, но всегда будет с тобой.