Станислав Малозёмов - Всю жизнь я верил только в электричество

– Ну, ладно. Тоже курит. Ха-ха, – задумчиво сказал дядь Вася. – С Вовкой не равняйся. Он, первое дело, немец. Значит, ничего не перепутает и везде всё сделает, как ему сказано. Второе дело – он у матери один и рубанок нужен ему. У них на полу три доски вздулись. С улицы весной вода в подпол протекла. Он и строгать будет, и доски менять. Как отец помер – он с восьми лет за него дома всё правит. А курит – так что теперь?! Раньше начал, раньше и помрет. А тебе куда спешить?

– А деду Антону Кузнецову сколько?

– Вроде семьдесят три. Хочешь сказать, что его ни махра не берет, ни бражка? – он на секунду уронил голову на руль, потом повернулся ко мне. Глаза его грустили. – У меня отец мог жить до ста. Как бык был. Не болел сроду. Но пил лет с тридцати, когда мама померла от воспаления лёгких. И помер в сорок семь. Сорок семь для взрослых – как для вас, пацанов, три годика. Рано, значит, помер батя. И курил по две пачки в день под водку-то.

Дед Антон проскочил смерть. Повезло. А везёт единицам. Но и он весь больной насквозь. Ты просто не знаешь. Дышит плохо. С сердцем раз пять лежал в больнице. Ноги у него еле ходят. Желудок больной. Печень тоже. Он из районной поликлиники не вылезает. Зачем такая жизнь, особенно в старости, когда и так уже радость ушла вся. Он бражкой каждый день болячки свои заливает и их не чувствует по пьянке. Жить ему мало осталось. Точно говорю. Так что, лучше не кури. Не пей.

Мы оба задумались и ехали молча. Я разминал затёкшие руки и ноги, а он чуть слышно свистел что-то незнакомое. Солнце незаметно проплыло над нами ближе к краю неба и уже не было золотистым, а перекрасилось в тусклый оранжевый цвет. Я долго смотрел на него и думал о том, что раньше никогда не наблюдал за солнцем и вообще редко глядел на небо. Ночью так вообще почти никогда. Заставляли ложиться спать. Серый пейзаж степи под потускневшим солнцем неожиданно ожил. Вдали, если смотреть в сторону от солнца, мелькали и гасли белые и сиреневые блики. Их бросали в разные стороны отполированные ветрами разные камешки, неизвестно откуда взявшиеся в степной траве. Низко над землёй летали, пересекая друг другу воздушные дорожки, маленькие птицы с длинными клювами и коротенькими крыльями. Когда они делали виражи, от гладких клювов и глянцевых перьев тоже отскакивали частички ломающихся лучей солнца, которые рисовали на фоне пока голубого ещё неба смешные сверкающие абстрактные фигурки.

В своё окно я видел вдали неведомую мне раньше жизнь, спрятавшуюся меж пучков трав, невысоких кустиков и невысоких бугорков кем-то приподнятой снизу земли. Из ниоткуда вдруг появлялись желтые живые столбики. Одни поменьше, а другие, почти коричневые, ростом повыше.

– Суслики и сурки. – Поймал мой взгляд дядя Вася. – Они сейчас все нырнут обратно в норки. И мыши тоже. Ты их просто не видишь.

– А зачем? Стоят себе, греются да на машину любуются. Тут ведь мало кто ездит. – Мне было так интересно наблюдать за ними, что подмывало попросить дядю остановиться.

– Ты вверх посмотри,– сказал он и показал пальцем на небо.– Голову вытащи из кабины и гляди, что дальше будет.

Высоко над степью, как раз там, где внизу торчали суслики, не летел, а висел на своих неподвижных огромных крыльях большой беркут. Казалось, что он встал длинными мохнатыми ногами на затвердевший под ним воздух и чего-то ждал. Собрался я рот открыть, чтобы спросить, чего он затормозил. Но не успел. Беркут мгновенно сложил крылья и стал падать как мёртвый. Будто его насмерть подстрелили с земли. Тут же все суслики и сурки исчезли. Беркут падал не как мешок из перьев, а головой вниз. Прошло секунды три всего, а он уже почти плюхнулся на траву. Я даже глаза закрыл. Жалко его стало.

– Ты гляди, гляди! – Дядя Вася толкнул меня в спину.– Пропустишь главное!

Я открыл глаза ровно в тот момент когда беркут в двух метрах от твердой степи резко распахнул крылья, вытянул ноги и коснулся земли. И сразу же взлетел почти параллельно линии горизонта, медленно поворачиваясь вправо и набирая высоту. В его когтях извивалась и надеялась вырваться длинная серая змея.

– Всё, – подытожил дядя мой без выражения. – Гадюке хана, а орлу ужин хороший. Закон природы. Змея ест одних, а её едят другие.

Мне было жаль и змею. Я опустил голову и не стал наблюдать за беркутом.

– Дядь Вась, а мы сами когда есть будем? – ужинать мне совсем не хотелось, но что-нибудь сказать надо было обязательно. Чтобы словами перебить застывшую в мозге картинку, на которой в огромных как клещи когтях трепыхалась обреченная змея.

– Ночевать встанем, тогда и поедим. Это часа через три. Мы уже шестьдесят километров едем по тургайской степи. До Тургая самого два часа ходу. Но мы сейчас вильнем влево и я тебе покажу такое, что всё жизнь будешь помнить и друзьям рассказывать. – Дядя мой сунул руку за спинку сиденья, достал рубашку и на ходу, меняя руки на баранке, надел её аккуратно и ровненько. Пуговицы прямо к петлям. Я засмеялся. Ловко у него получилось.

– А куда вильнем-то? Далеко? – мне было все равно – далеко или близко, но после сцены с беркутом надо было говорить вслух, чтобы забить голосом мысли об орлиной охоте.

Он не ответил сразу. Он вытянул шею и высматривал что-то в траве.

– Ага! Поймал,– шея приняла нормальное положение. Мотор хрюкнул, потом застонал и машина побежала шустрее. – Дорожку топтаную поймал. От ГАЗика шестьдесят девятого. Егерь тут местный мотается. Машина старая у него, с пятьдесят третьего года, но щины новые поставил. Протектор свежий. По его следам мы как раз туда и попадем. Там несколько озёр. По научному – система озер. Штук пять. И все с одним названием – Сары-Копа.

Еле заметный в примятой траве след повел нас на пологий бугор, поднимающийся над равниной степи с большой неохотой, будто что-то бережно охранял и не желал пускать наверх. Но перед нашим бензовозом и власть природы бессильна оказалась. Бугор сдался и мы с поднятым выше горизонта капотом перевалились через его острый хребет. И когда нос машины опустился, я даже не понял, в какую страну мы попали.

– Дядь Вась…– прошептал я, когда замолчал мотор. – Это и есть другая планета, про какую ты говорил на выезде из города? У нас же бензовоз обычный, а не машина времени. Мы ведь не могли на нём случайно заехать в Африку?

– Подарок тебе от дядьки твоего, которого ты, шкет, недооцениваешь. Да, Славка, машина у меня волшебная. Я тут шепнул заклинание, и вот тебе натуральная Африка! Страна Мозамбик!

Я протер глаза, отвернулся и снова посмотрел вперед. Хотел даже ущипнуть себя для верности. Надо было понять, что картина впереди мне не мерещится.

Передо мной лежало огромное озеро. Мелкое у берега но дальше глубокое, судя по полной волне, вздувавшей воду жидким бугорком метров через пятьдесят. Всё озеро от берега до берега было переполнено птицами. И я их узнал! Я видел их на картинках и в кино. Но сказать что-нибудь или издать ликующий возглас не получалось. Я открыл рот, приподнялся на носки и застыл в таком смешном и дурацком положении, лупая глазами и слегка задыхаясь от учащенного дыхания.