Олег Лаврентьев - Халва

Пока Маташ готовила еду, он наделал ей из пучков травы кукол. Невесть какие получились фигуры, но Маташ, когда увидела, руками всплеснула. Какие милые! Взяла их, стала кружиться, пританцовывать, петь. Ишан усмехнулся, нашел куст саксаула, вырезал маленький стол, чурбачки вместо стульев. Потом натянул кусок материи на прутики, получился маленький шатер. Радости девушки не было предела. Она посадила кукол на чурбачки, дала имена.

– Почему у меня раньше всего этого не было!

Тут она уже сама играла, за кукол слова произносила. Ишан сидел в стороне, улыбался, родной аул вспоминал. Потом очнулся – тишина, Маташ на него смотрит, глаз не отрывает.

– О чем ты сейчас думал?

– Я? – смутился Ишан. – Думал, не испортится ли халва.

– Я ее в тень положила, но лучше бы тебе ее съесть самому.

– Я не голоден.

– Разве халву едят от голода?

– Я просто не хочу.

– А если я попрошу?

– Я не хочу.

– А если я очень попрошу?

– Говорю же, не хочу.

Она закусила губу.

– Ты все время о ней думаешь. Тело твое здесь, мысли там. Как мне сделать, чтобы ты думал не о ней, а обо мне?

Ишан смутился, но ответил.

– Возьми ее лицо, ее тело, ее сердце, ее мысли…

– Даже отец не сможет этого… Но, может, мне попросить его, чтобы ты потерял память?

– Тогда я стану таким, как Шамсин.

Маташ отвернулась. Ишан готов был поклясться, что в глазах у девушки слезы.

– Есть хочешь?

– Хочу.

– Пошли.

Он опять уминал за троих. Маташ ела мало, смотрела на него.

– Почему ты так много ешь, больше, чем отец?

– Ты действительно ничего о нас не знаешь?

– Мало… Только то, что издалека, с высоты вижу.

Догадка озарила разум Ишана.

– Так ты… беркут?

– Отец иногда берет меня на прогулку. Но это редко бывает.

Ишан задумался, а потом рассказал ей о бедных и богатых, о чиновниках и судьях, о налогах. О том, как иногда единственной пищей бедняка является вода из арыка…

– Мой отец судья, – задумчиво сказала Маташ, когда он окончил. – Зачем ему должность, ведь у него все есть?

Сказать? – подумал Ишан. Но стоит ли настраивать дочь против отца.

– Он же сказал, чтобы не было скучно.

– Иногда я его не понимаю, – тихо сказала девушка. – Зачем ему Шамсин? Он такой злой. А маленький был милый.

– Шамсина принесли щенком?

– Да. Такой черный, пушистый комочек…

Она замолчала, на поляне появился смерч.

Третий день ничего особенного не принес. Сакрам ушел с самого утра, не завтракая. Ишан, пока Маташ пекла лепешки, смастерил ей еще пару кукол. Потом они пошли гулять. Впрочем, гулять – одно название, дошли до края поляны, сели на траву. Ишан снова стал расспрашивать:

– Не обидишься, если спрошу?

– Спрашивай.

– Кто была твоя мать?

– Человек. Отец ее где-то украл. Я ее плохо помню, она умерла, когда мне было семь лет.

– Почему она умерла?

– Не знаю… Возможно, с тоски. Здесь очень тоскливо.

– И еще… Как думаешь, твоя мать любила отца?

– Нет, боялась.

– Тебе было семь лет…

– Раз говорю, значит, знаю…

Ишан не ответил. Маташ помолчала, потом продолжила:

– Она учила меня готовить. Я не хотела, а она говорила: «Учись, Маташ. Это самое большое счастье для женщины – приготовить много еды и смотреть, как мужчина ест». Я ее тогда не понимала…

Сакрам вернулся в дурном настроении. Ни слова не говоря, сел в шатре. Маташ так же молча подала ему плов. Сакрам поел, пошел и сел на свой камень. На поляне застыла гнетущая тишина. Ишан физически ощущал, как ненависть, исходящая от этого человека, гнетет остальных. Во всяком случае, за себя он ручался. Всей душой чувствовал Ищан, как вместо спокойной уверенности, которая была на душе совсем недавно, его охватывает отчаяние. Теперь Ишан уверен в бесполезности борьбы. К чему он узнает новые подробности жизни этой семьи? Разве непонятно, что он здесь навсегда? Будет мастерить кукол на потеху Маташ, да лопать плов до отвала. Только зачем ему этот плов. Лучше страдать от голода в своем ауле, рядом с Ашат.

Спустилось солнце, коснувшись нижним краем горизонта. Не осознавая, что он делает, Ишан сел и сам себе тихо запел колыбельную:

Спи, малыш.

Я накрыла тебя одеялом

Из теплого верблюжьего меха.

Спи, малыш,

И радуйся, пока тебе не нужно

Вставать до зари и работать

До поздней ночи.

Это время придет, очень скоро придет,

А пока… спи, малыш.

В темноте послышалось ворчание Шамсина.

– Пора спать, – поднялся Сакрам.

На следующее утро тоска ушла. Нельзя сказать, чтобы на душе у Ишана стало светло и ясно, но он был готов к дальнейшей борьбе. Может быть, его усилия ни к чему не приведут, но сдаваться он не собирается. Нужно только придумать, о чем спросить, здесь вопросы – его единственное оружие. Как же спросить, чтобы побольнее…

Когда проснулись остальные, и все сели за стол, Ишан начал:

– Я вот о чем подумал, уважаемый хозяин. Вот вы такой могучий. Вы тоже создали свой мир, такой, какой сделал Создатель. Пускай он не такой большой, но в нем все то же, что и в большом мире: и трава, и деревья. Животных я не видел, но они, наверное, тоже есть, или их можно сделать…

Рука с лепешкой застыла на полпути ко рту.

– Продолжай, – тихо сказал Сакрам.

– И я подумал, вы такой же великий, как Создатель. Пускай ваш мир меньше, но, наверное, вы можете создать больший мир, просто вам было достаточно и этого. Я прав?

Сакрам усмехнулся:

– Нет, ты не прав. А знаешь, почему? Создатель делал жизнь из ничего, мне же для этого нужно что-то, форма. Пускай я могу оживить камень, или заставить окаменеть жизнь, но я не могу сотворить камень из ничего, ясно?

– Ясно.

Кажется, колдун не рассердился, а Ишан на это рассчитывал. Сильные люди не любят, когда им указывают на их слабости. Однако присмотревшись, Ишан заметил, что по лбу хозяина пролегла упрямая складка. Пролегла и не уходит.

Закончив еду, Сакрам прошелся по окрестностям. Заметил кукол под кустом, остановился, усмехнулся. Потом вернулся к остальным, сел на свой камень. Справа, чуть позади, лежал Шамсин, слева Маташ. А прямо перед ним Ишан.

– Мне жаль, дочка…

– Чего? – спросила Маташ, не поднимая глаз.

– Что я послушал тебя. Мы не должны были брать сюда этого человека.

– Но он хорошо играет со мной, я довольна.

– Нет, дочь, здесь мало хорошего. Ты прячешь от меня глаза, Шамсин ночью во сне скулил. А ведь не прошло и четырех дней с тех пор, как он появился здесь. Он должен…

– Нет!

– Он должен умереть.

Ишан хотел вскочить, но почувствовал, что не может пошевелиться. Правый глаз чародея пристально смотрел на него, парализуя жертву. Рядом безуспешно пыталась подняться Маташ, второй глаз приковал к месту и ее. И тут Ишан увидел, как образ хозяина как-то изменяется, сквозь него проглядывает гибкое темное тело змеи. Гюрза. Сейчас она ужалит…