Кирилл Шатилов - Многоликий странник

– Откуда вы знаете? – искренне поразился Фейли, проходя внутрь и без приглашения усаживаясь на сундук.

– Она всегда норовит занять отхожее место раньше нас, мужиков, чтобы потом сделать вид, что уступает его по доброте душевной.

– Кажется, сегодня я ее опередил.

Харлин оглянулся и погрозил Фейли палочкой.

– Не пойми меня превратно, но и ее можно понять, – сказал он, не изменяя своему обыкновению использовать в одной фразе одинаковые слова. Вероятно, Харлин считал подобные речевые обороты особенным изыском. – Между прочим, вот эту галиматью я пишу по ее просьбе.

– Что-нибудь заслуживающее внимания? – вытянул шею Фейли.

– Только не твоего. Под предлогом отчета о работе пекарни за последние несколько дней наша соседка дает понять одной благородной особе, что питает к ней не одни лишь деловые чувства.

– И вы все это пишите для нее?!

– А ты считаешь, что два лишних силфура, не считая трех за свиток, могут мне помешать? – Харлин начертил в спертом воздухе закорючку и вернулся к работе. – Так что сказал наш добрый Хейзит?

– Мне подождать, пока вы закончите, или рассказывать прямо сейчас?

Фейли спросил его об этом из вежливости. Все, кто когда-либо пользовался услугами писаря, знали, что Харлин любит заниматься несколькими делами одновременно, причем, чем больше у него находилось забот, тем безупречнее он с ними справлялся. Фейли не раз был свидетелем того, как старик читает про себя один свиток, делает записи в другом, разговаривает с посетителем и свободной рукой кормит хлебными корками проголодавшегося филина. При этом он помнил прочитанное, не делал ошибок в написанном, отвечал впопад на любые вопросы и успевал отдернуть руку прежде, чем острый клюв слепой птицы больно тыкался в палец.

– Вижу, что жизнь на заставе заставляет человека глупеть, – сочувственно сказал старик, изящно поставив рядом два созвучных слова. – Рассказывай.

Фейли о общих чертах передал услышанное от юного строителя и от себя добавил:

– По-моему, он выполняет какое-то поручение для замка.

Харлин дописал свиток, придавил его по углам круглыми камешками, чтобы сох, и сел на стуле боком.

– Какое поручение мог получить строитель, кроме как строить?

– Скорее всего, – неуверенно согласился Фейли.

– Мне Хейзит всегда казался мальчуганом головастым. Готов поспорить, что из него когда-нибудь выйдет толк.

– Тогда тем более непонятно, – начал Фейли, – почему вы не воспользовались этим и не обратили его в нашу веру.

– Не все сразу, друг мой, не все сразу. – Тон старика как будто смягчился. – Торопить человека – все равно, что раньше времени вырывать из земли саженцы и проверять, не принялись ли корни. Ему еще предстоит кое-что понять самому, а уж потом не мы его, а он нас найдет. Помяни мое слово. И чем больше он будет крутиться в замке, тем скорее какой-нибудь пустяк подскажет ему, что гибель его отца не была роковой случайностью. У нас с тобой нет доказательств, хотя мы понимаем, что иначе быть не могло. Он же пока этого не понимает, но у него будут доказательства. Он почувствует. И тогда даже мы с тобой не сможем его переубедить в обратном. Он захочет проверить свои догадки, а никто, кроме нас, не станет его слушать. Он тебе доверяет?

– Так вот как вы заманили и меня в свои сети! – рассмеялся Фейли.

– Он тебе доверяет? – повторил свой вопрос Харлин.

– Это мы поймем, если он придет.

– Ты что, сказал ему, у кого остановился?

– Я просто объяснил, где меня можно при желании найти.

– Меня не спросил!

– Вы разве против?

– Это мы тоже поймем, когда он придет. – Харлин скривил в беззубой улыбке рот. – Значит, Ракли послал вдогонку второй отряд, в котором очутился твой приятель Фокдан и сын самого Тивана? Занятная картина! И при этом не спешит гнать гонцов на другие заставы, надеясь, что общими усилиями двух отрядов удастся разбить шеважа ? Видать, не один я к старости глупею.

Он начал долго и нудно рассуждать, какую Ракли совершает ошибку. И ни слова о том, в чем может корениться ее причина. Фейли слышал нечто подобное еще накануне, когда впервые с прошлой зимы постучал к нему в дверь и рассказал о случившемся в Пограничье. Едва ли это стоило называть глупостью, но что старость берет свое, и не только зубы, было очевидно.

Фейли хотелось есть и с каждым мгновением все больше.

В доме Харлина еды отродясь не водилось, а рассчитывать на то, что хозяин изменит своему обыкновению и сходит на рынок ради нежданного гостя, было бы наивно. Вспоминать о том, что пора-таки перекусить, ему помогал филин. Если только не спал, как то происходило сейчас и могло продолжаться несколько дней. Иногда Фейли казалось, что птица потому так долго и не умирает, что живет двумя жизнями: в реальной и во сне. Что будет с Харлином, когда однажды она не проснется, он старался не думать.

– …героев больше не осталось, – закончил писарь свой пространный монолог и посмотрел на слушателя. – Ты чего-то ждешь?

– Нет, я только хотел спросить, что вы делаете, когда проголодаетесь?

– Не помню, чтобы подобное случалось с тех по, как мы с Хоканом, отцом известного тебе теперь Хейзита, строили этот дом. – Он почесал затылок палочкой и постучал крючковатым пальцем по решетке клетки. Филин резко повернул лишенную шеи голову, но глаз так и не открыл. – Иногда хожу к ним в таверну. Там неплохой суп.

Не идти же и мне туда, подумал Фейли. Только ушел – и на тебе, здрасьте вам снова. Чего доброго, девчонка решит, будто я к ней специально наведываюсь. Навязчивость – худший порок. После глупости. В этом Харлин прав.

– Ладно, хватит сидеть, сложа руки! – Старик бодро шлепнул себя по коленкам и встал со стула. – Клянусь именем Эригена, я сумею помешать планам Ракли. Даже если он сам о них пока не знает, – добавил он с многозначительной ухмылкой. – Ты со мной?

Этот вопрос на самом деле означал, что Фейли в любом случае придется убираться на все четыре стороны до тех пор, пока Харлин ни вернется. Без него в доме имел право оставаться только филин.

У вабонов двери обычно запирались изнутри, на щеколды и засовы. Снаружи на косяк мог крепиться разве что крючок, который набрасывался на металлическую или деревянную петлю и таким образом, скорее, символизировал, что хозяева отсутствуют, нежели действительно охранял дом от вторжения. Другое дело, что подобного крючка с петлей обычно бывало достаточно, чтобы непрошеные гости проходили мимо. По отношению друг к другу вабоны старались избегать лишних ссор и нелицеприятных разбирательств и не имели привычки вторгаться в чужую жизнь без спроса. Разумеется, иногда хозяева по возвращении домой обнаруживали ту или иную пропажу, обычно, еду, но случалось это крайне редко, а если воров удавалось все же найти, ими, как правило, оказывались фолдиты из числа бывших виггеров , ранения которых не позволяли им полноценно трудиться на земле. Поймав, их почти всегда отпускали из жалости. Нет-нет, да и наступали, правда, времена, когда многим вабонам оставалось только жалеть о своей беспечности, но это было связано в основном с неурожаями, провоцировавшими голодные бунты, и тогда как ни старайся, ни один крючок не мог удержать рассерженной толпы. А так, в обычное время, роль соглядатаев выполняли соседи, чьи дома почти соприкасались стенами, и нужно было изловчиться, чтобы пробраться в один из них незамеченным.