Хелег Харт - Необратимые искажения

– Да, – уронила она. – Впечатляет. Что-нибудь ещё?

– Да, есть кое-что ещё, – Гвин кивнул. – И это очень странно, никак не могу себе объяснить. Твои эманации нравятся моему попутчику. Собственно, именно так я и понял, что ты не человек. К людям Тварь равнодушна – они безвкусны. А ты ей будто ближе, чем они. Наверное, это из-за той, второй, которая в Эфире. Уж прости, если чем задел, но я тоже говорю то, что вижу. Точнее, ощущаю.

Ари смотрела на него так пристально и серьёзно, что кантернцу стало не по себе – а вдруг лишку хватил с эффектом неожиданности? Не хотелось бы понапрасну человека обижать…

– Скажешь, кто ты? – спросил Гвин несколько просящим тоном.

Вместо ответа Ари вдруг выпрямилась и начала расстёгивать тёплый нейратский нашейник. Гвин в очередной раз смешался и затаил дыхание в ожидании продолжения. Избавившись от накидки, девушка расстегнула верхнюю пуговицу на рубахе и потянула за уголки ворота, оголив тонкую шею и ключицы, на одной из которых белел еле заметный шрам.

А потом в ямочке между ключиц засияла маленькая звезда.

– Раз ты столько чувствуешь, сам скажи.

Кантернец даже приподнялся, чтобы рассмотреть поближе это чудо: желтоватого оттенка свет будто рождался ниоткуда и совершенно точно не являлся заклинанием. Но главное, что с его появлением «запах» Ари стал настолько ярким, что дух захватило; естество девушки словно выпустили из непрозрачной бутылки, в которой оно было заточено. И нет, человеческого в нём было не больше, чем дёгтя в пресловутой бочке с мёдом. Едва увидев таинственный огонёк, Гвин понял, что это – мост между двумя ипостасями одной сущности, но решительно не мог себе представить, как и почему они взаимосвязаны. В этом дуализме было нечто гармоничное, будоражащее… первозданное.

То есть совершенно непонятное. От начала и до конца.

Гвин поднял взгляд на лицо Ари и честно признался:

– Не имею ни малейшего представления.

Хотя взглядом он, конечно, сказал куда больше.

Он чувствовал себя букашкой, которая услышала прекраснейшую симфонию и поняла из неё только полагающуюся ей букашечью часть. А без восприятия Бестии он вовсе увидел бы только огонёк и ничего больше.

Огонёк погас, и «запах» снова стал еле уловим, а Гвина словно вернули в тёмный погреб после недолгой прогулки на свежем воздухе. Скорее наитием, чем развитым шестым чувством в конце кантернец ощутил, что вся эта чудесная энергетическая система внутри его новой знакомой не в порядке. Что-то с ней было не так. Но разве разберёшься, что именно?

– Я пуэри, – сказала Ари, застёгивая рубаху. – Не удивляйся, если раньше о нас не слышал. Нас уже давным-давно не должно быть.

– И всё же ты здесь, – возразил Гвин. – Вот и расскажи о себе. Такой был уговор.

– Ладно, ладно, – Ари вздохнула, как показалось кантернцу – немного напоказ. – Я родилась незадолго до Великого Света. Отца не видела, он погиб во всей этой заварухе. Мама меня воспитывала до шести лет.

– Они тоже пуэри? Твои родители.

– Нет. Ни один из них. Это долгая и очень запутанная история, в ней сам Лукавый ногу сломит. Не стану рассказывать, даже не проси.

– Почему?

– Запутаться боюсь! Главное, что я произошла… не совсем естественным путём. А единственный, кто в этом разбирался, исчез уже очень давно.

– Ладно, опустим. Так что случилось, когда тебе было шесть?

– Мама умерла.

Гвин не стал бы заострять внимание на столь трагичном факте, но нечто в голосе Ари заставило его проявить бестактность.

– Тоже не совсем естественным путём, видимо?

Девушка пронзила его взглядом, и Гвин тут же прикусил язык. Но не успел он открыть рот для извинений, как Ари вдруг продолжила:

– Её убили. Хоть мне никто и не верит. Просто никто не видел, кроме меня. На нас напало существо, у которого не было тела, только бесформенный чёрный силуэт. Я его поэтому так и называю – Бесформенный. Может, ты слышал о таком?

В голосе Ари на миг прорезалась тщательно подавляемая надежда, и Гвину вдруг очень захотелось ей помочь.

– Опиши подробнее, – попросил он, изобразив повышенное внимание, хотя в этом и не было нужды.

Ари передёрнула плечами – видимо, воспоминания были слишком яркими и неприятными.

– Он будто поглощает всё вокруг себя – и свет, и звук. Когда он близко, закладывает уши, трудно двигаться и дышать. А если коснётся тебя… в общем, он коснулся мамы, и она тут же упала. Мёртвая.

– …А потом?

– А потом он исчез. Растаял.

Гвин поджал губы, напрягая память, но ничего похожего вспомнить не смог.

– Прости, – сказал он. – Я не знаю, что это такое. Может, какой-то особенный демон.

Ари потупилась.

– Да ничего. О нём никто ничего не знает. В целом мире.

С минуту тишину нарушал только вой ветра и треск догорающего костра. Чтобы он совсем не погас, Гвин встал и подбросил дров. Ари сидела, глядя в одну точку, и её настроение по лицу не читалось. Кантернцу даже стало неловко оттого, что он залез собеседнице в душу. Вряд ли она любила посвящать в тему своего детства посторонних, а Гвин эту границу нагло нарушил. Поэтому он попытался немного сгладить положение.

– Я потерял родителей чуть позже, но всё равно могу себе представить, насколько тебе пришлось туго.

– Вообще-то тебе было хуже, наверное, – Ари вяло улыбнулась. – Я ведь не осталась на улице ни с чем. У меня была названная тётка, бабушка, Лей, Рэн… Они меня вырастили, обучили, жаловаться не на что. И вообще, в этом мире только я могу похвастаться тем, что меня обучил настоящий охотник пуэри! Кроме него самого, конечно. Лет с семи Рэн меня тренировал. Пока не бросил и не испарился.

– Как так?

– Да вот так. В один прекрасный день он просто не явился. Это было, кстати, аккурат в мой двадцать пятый день рождения. Представляешь? Один из самых близких, тот, кто был со мной практически всю жизнь, кто натаскивал меня почти двадцать лет, вдруг взял и не пришёл. Ни через день, ни через год. Ни по сей день.

– Обидно, наверное.

– Не то слово. Поэтому поняв, что он больше не придёт, я решила, что пора мне отправиться в свободное плавание, как говорила тётушка Хелия. Вот, тридцать с лишним лет путешествую…

– Одна?

– Одна.

– Понятно.

Ари взглянула на собеседника с прищуром.

– Что тебе понятно?

– Я понял, откуда ты взяла свою метафору, – пожал плечами Гвин. – Ты сама как грифон-альбинос. Всегда в дороге, всегда одна. Не одинока. Именно одна . Я ведь правильно понимаю, что кроме тебя и твоего исчезнувшего наставника на свете больше нет пуэри?

Во взгляде девушки что-то снова изменилось, и кантернцу в очередной раз стало не по себе. Честно говоря, он чуть не вздрогнул. Впечатлительным Гвина было не назвать – ему и конечности доводилось терять с бо́льшим спокойствием. Так что назревал вопрос: это его так расслабило после еды, или с этой женщиной действительно всё непросто?