Алина Сконкина - Полуночная тень

Всё что имели дети в приюте – крохи, которые давала им Марджи: пищу, кров, общение с другими сиротами. Она не противилась дружбе детей, но старалась не позволять им поднимать голов. Чем хороша была её идея использовать сирот в качестве бесплатной рабочей силы, так это тем, что дети были внушаемы, они слушались и подчинялись. Даже когда она дружили всем скопом, стоило их разок припугнуть, и они боялись взрослых. На этом играла дородная женщина. Она давала им еды, ровно столько чтобы могли ходить, приютила их, чтобы было где спать, и иногда устраивала выходные, чтобы дети и померли, приходили в себя и хоть немного напоминали обычных ребятишек в глазах деревенских жителей. Марджи же знала цену тому, что давала. Она же могла отнять всё это, если требовалось кого-то наказать.

Всю следующую неделю, избитый палками, изолированный от других детей, Реми спал в каморке в полметра по любому направлению. Сразу же после работы, которую он продолжал выполнять, несмотря на наказание, его приводили, швыряли и запирали в тёмной подсобке. Оборотень крутился в ней, но чаще сидел, прижав колени к груди. Сколоченная для хранения неизвестно чего, вся дырявая и продуваемая осенними сквозняками насквозь, каморка не была предназначена для ночлега. Но хуже всего приходилось ребёнку, когда на улице задувал холодный ветер, и начинался осенний промозглый дождь, как назло зачастивший на неделе. С какой стороны мальчик не садился, ему капало за шиворот. Холодная струйка стекала по спине, пробегали мурашки, дрожь сотрясала тело, а на душе становилось особенно печально. С ужасающей периодичностью, словно заведённый механизм часов, падали капли ему на голову, отдаваясь дрожью в мозгу. Это сводило с ума. Как бы Реми не поворачивался в тесной конуре, каплям всё равно удавалось упасть ему на макушку, а затем мерзким холодным ручейком стечь за пазуху. Реми повезло, что в жилах его текла кровь оборотня.

Оборотни не болели простудой, их кровь всегда была горячее, чем у людей. Это спасало расу и от многих других заболеваний, что довольно часто становились фатальными для людей. Обладая усиленной регенерацией, оборотни не боялись и физических повреждений. Кости срастались за несколько часов, раны затягивались ещё быстрее, но не всегда гладко. Если края кожи были рваными – могли остаться шрамы, несмотря на скорое заживление.

Реми не чувствовал сильного холода, скорее озноб от сырости. В первую ночь он грелся от исходящего от синяков и кровоподтёков тепла. Потом он вспоминал горящий дом и тело дяди, объятое пламенем; представлял так живо и реалистично, что тот адский огонь, проникший в самую глубину его души, вырывался и согревал мальчика изнутри. Однако ледяные капли, которые собирались при сильном дожде в тоненькие струйки, накапывающие на волосы, а с волос продолжая путь под одеждой, приносили с собой холод, страшнее зимнего. Реми старался укрыться от них, но не мог, как если бы пытался отмахнуться от всех снежинок в пургу. В итоге ребёнок съёжился, крепко прижав к груди колени, и дрожал в своей тесной каморке, грея сам себя и защищая от сквозняка из щелей и дождя.

Сдавливая живот, мальчик старался не думать о еде, переживая вторую часть наказания – лишение ужина. Как бы ни старался оборотень отвлечься от голодных мыслей, урчание и боль возвращали его в сиюминутную реальность. Из-за голода, сырости и промозглости, а также ленивых, но кошмарных мыслей в голове Реми никак не удавалось поспать. Иногда его одолевала дрёма, длившаяся в лучшем случае пару часов, но забыться сном без сновидений не удавалось. В начинающейся под вечер пучине мыслей, заторможенных усталостью после дневной работы, мальчику снились глупые и непонятные сны, длившиеся несколько минут, но кажущиеся реальнее действительности.

Днём мальчик не испытывал неудобств. Голод, сонливость и усталость словно рукой снимало; или он просто не помнил. Светлое время суток сливалось для оборотня в серую массу, без чувств, ощущений, и каких бы то ни было воспоминаний. Реми не мог припомнить, чтобы днём мучился голодом или бессилием от бессонной ночи, зато вечером наваливалась усталость за весь проведённый в тумане день.

За время наказания, лишённый последних радостей, мальчик исхудал и осунулся. Истощённый от голода, уставший от работы и бессонных ночей, промёрзший под осенними ветрами, всё, о чём он мог думать в первые дни после освобождения – это еда. Вновь получая ужин наравне с остальными детьми, Реми не мог похвастаться тем, что чувство голода оставило его. Его волчий аппетит не утолить пустой картошкой и компотом из ягод. Оборотень мечтал о мясе, с этими мыслями он засыпал и просыпался, голодный как волк, который жил в нём. Его звериной сущности требовалось больше еды для восполнения энергии.

Глядя на Сима, каждый вечер заходящегося в кашле, оборотень поражался, как люди могли переносить наказание в каморке, ведь они сильно уступали другим расам в выносливости. Альбинос рассказывал, как этим летом, до появления Реми в приюте, сторожам попалась вторая новенькая девочка – маленькая Сенди. Её побили в наказание и каждый раз при встрече поучали, как должно поступать. Марджи не стала запирать девочку в каморке, полагая, что та слишком мала и может заболеть, а больных детей женщина ненавидела. Пока ребёнок болел, он не работал, а воспитательница теряла деньги, которые могла бы заработать. Больными детьми занималась Докси, старуха, отпаивая их разными настойками, именно поэтому Сим, с рождения слабый и нездоровый, был обречён на вечную компанию карги.

Альбинос не скрывал удивления и зависти здоровьем нового друга. Реми вернулся худым, истощённым, но даже не простудился, пережив неделю в каморке Ада – как называли эту пристройку дети, – да ещё под осенним дождём. Сим помнил, как Норн, когда первый раз попался, заболел так сильно, что чуть не умер, но его смогла откачать Докси своими настоями и примочками.

Старуха часто являлась со своей сомнительной помощью к больным в последний момент, но бывали случаи, когда она ставила крест на больном. Чаще всего Докси лечила старших мальчиков, которые могли работать дольше и эффективнее. Единственным исключением, пользующимся нездоровым интересом старухи, был Сим, с которого она не сводила глаз, несмотря на то, что мальчик от рождения слаб.

Реми заметил, что иногда, в ночь пристального взора Персефоны – когда ночное светило излучало самый яркий свет – и ночь демонов – чёрную ночь, лишённую сияния спутника, – Докси уводила Сима куда-то, а поутру он лежал на кровати ещё слабее и бледнее чем обычно. Ночные «прогулки» – как называла эти вылазки бабка – плохо сказывались на здоровье мальчика, Сим несколько дней не приходил в себя и только изредка постанывал во сне.