Алина Сконкина - Полуночная тень

Реми не слушал, он смотрел сквозь ковёр и кричал, устав кричать он стонал, ему было чудовищно больно, мальчик хотел плакать, но слёзы не лились, они все сгорели в том злосчастном пожаре.

Мужчина продолжал мучить ребёнка, он запихивал свою штуку и двигал ею туда-сюда, туда-сюда. Снова и снова, туда и обратно. Маленький оборотень кричал, хрипел, давился рыком, умолял прекратить. Силы быстро покинули сироту, он перестал кричать и только стонал и кряхтел. Дядя никогда не «лечил» мальчика таким способом.

Реми устал умолять прекратить мучения, он смотрел на ковёр и дёргался вместе с рывками лотерона. Оборотень пытался отвлечься хоть на что-нибудь, но боль была слишком сильной и возвращала его в реальность с каждым новым толчком.

Обратную дорогу в приют мальчик не запомнил. После «лечения» его некоторое время не трогали, затем его ополоснули тёплой водой, всё это время Реми был ни жив ни мёртв. Он помнил, как лежал на сиденье в паланкине, свернувшись калачиком, и страдал от боли. Каждая кочка, на которой носильщики дёргали переноску, напоминала о толчках лотерона и причиняла страдание. Из-за шторок пробивался дневной свет, утро ли было или уже день – оборотень не знал. Он не обращал внимания на окружающий мир, пребывая в царстве боли, унижения и отчаяния. Реми не понял до конца, что с ним сделали, и думать об этом не желал. Забыть, как можно скорее эту ночь – всё что осталось в голове. Он лишь знал, что ничего хуже с ним никогда ещё не случалось. Чувствовал, как к нему прилипла какая-то мерзкая грязь, не на теле, а в самой душе. Он просил, умолял человека – своего врага – о пощаде. Разве так поступают сильные и свободные волки-оборотни? Нет! Реми предал их, предал всё во что верил. Он пал в собственных глазах и понял, наконец, что никакой не герой племени оборотней, а всего лишь жалкий мальчишка, слабый и никчёмный.

В приюте его провели к кровати, где он также свернулся на боку и уткнулся носом в тряпки. Реми не мог не то что сидеть, но даже трогать изувеченное тело.

Зарывшись лицом в тряпки, сирота смотрел сухими глазами в пустоту, пока чернота, разливающаяся по краям зрения, не закрывала весь обзор, тогда он мигал, и всё повторялось вновь. Слёзы не шли, вся боль, все страдания застыли где-то внутри комом, без возможности выхода наружу с очистительной влагой. Слёзы высохли, они сгорели с родным домом.

Над чем ему плакать? Дядя говорил: «слезами делу не поможешь». Дядя говорил быть сильным, быть стойким, но дядя никогда не говорил, что с Реми начнут творить такое. Ни один дядин совет не пришёл на ум, когда мальчик молил человека о пощаде. Ни один.

От работы оборотня освободили, как после поездки в гости к богачам освобождали всех детей, давая им возможность оклематься от боли и случившегося. Или наоборот усиливая эффект? Предоставляя время потонуть в собственной беспомощности, осознать тщетность любых попыток, признать поражение.

За окном стояла прекрасная весенняя погода. Снег на крыше под тёплыми лучами солнца таял, превращаясь в мерную, усыпляющую дробь, капающую на сугробы внизу. Весёлые ручейки, разбегались от снежных куч и бежали вниз по склону. Реми не замечал ничего вокруг. Он смотрел невидящим взором в пустоту. Потом он возненавидит себя за слабость, возненавидит лотерона за силу, возненавидит детский дом и всех людей на свете; а сейчас, оборотень переживал внутри себя боль и страдание.

Он не мог забыть. Всё было тщетно. Сила, ловкость, ничто ему не помогло. Ничто не спасло. Дядя не учил его такому. И точно также ничто не поможет ему сбежать. Сбежать невозможно. Всё было тщетно. Тело болело, разум был подавлен, остались лишь боль и страх, что придётся пережить этот ужас во второй раз. Что случилось? Что с ним сделали? Хотелось помыться. Хотелось утопиться. Он не понимал, ничего не понимал. Он был сломлен. И продолжал угнетать себя мыслями о собственной никчёмности, трусости и предательстве волчьей воли.

Вечером с заданий вернулись ребята, но мальчик продолжал лежать в своём ящике. Он не мог подняться и не хотел видеть людей, маленьких или больших, никаких. Дети кидали на него понимающие взгляды, в некоторых ощущалась жалость, но оборотень их попросту не замечал.

Реми не говорил с детьми, даже с Симом, который пытался узнать, что произошло в доме «сладко пахнущего» мужчины. Теперь Реми ясно понимал, почему никто из детей не рассказывал, что там происходит. Он и сам не знал, а потому не мог рассказать. Не мог, потому что это больно и страшно, и не понятно. Его «лечили», с ним хотели «поиграть», на столе лежали сладости – звучит как сказка для любого ребёнка, вот только на деле всё иначе, и Реми не мог найти слова, чтобы объяснить Симу, а потому не стал пытаться и просто молчал.

На следующий день возобновилась работа, но мальчик оборотень даже не пытался запомнить, что он делал. Стараясь не садиться, и избегать любых прикосновений к изувеченному телу, Реми ел стоя, а спал на боку. Утром за завтраком, и вечером, возвращаясь в постель, он выглядел также как за выполнением работы – без мыслей, без чувств, без жизни.

Весна всё сильнее нагревала воздух, погода становилась лучше, с каждым днём теплело. Несколько дней мальчик не мог сходить в туалет, потому что боялся, а когда, наконец, сходил, понял, что тело восстанавливалось быстрее разума. У Реми не осталось сил сопротивляться, он плыл по течению, работал и отбросил мысли о побеге. Лотерон сломал его, не своим «лечением», но своей силой, заставив оборотня молить о пощаде. Реми думал, что сильный и справится со всем, но в итоге визжал и ныл, как девчонка. Он не понимал, что с ним сделали, но чувствовал себя отвратительно. Лотерон сотворил нечто подлое, мерзкое и грязное.

Редко Реми перекидывался парой слов с Симом, который переживал за друга. Альбинос не знал, как ему помочь, а с приходом весны ожила старуха и вновь стала выводить больного мальчика на ночные прогулки. Здоровье у Сима ухудшилось, он держался, потому что хотел порадовать Реми и своим примером поддержать его. Оборотень не замечал ничего.

– Что же с тобой сделал этот «сладко пахнущий» мужчина, Реми? – как-то раз вечером, перед тем как лечь спать завёл разговор Сим. Его самочувствие оставляло желать лучшего. – Ты уже несколько недель молчишь. Как же наш побег? – очень тихо, чтобы никто не услышал, поинтересовался мальчик. Реми посмотрел на него, в тусклых посеревших глазах отразилась вся тщетность любых попыток, так не свойственная сильному мальчику. – Ты сдаёшься? – в голосе альбиноса слышались досада, ставшая отчаянием.

– Я ничего не хочу, – коротко ответил Реми.

– Да как же?.. – начал было Сим, но разразился жутким кашлем. – Неужели ты хочешь, чтобы это повторилось? – наконец, откашлявшись, высказал другую мысль мальчик. На миг осознание, отчаяние и обречённость, промелькнули в глазах оборотня.