Валентин Беляков - На далёкой планете

– … Коппергарт умирает, – сказал я неожиданно для себя самого. И сам удивился уверенности, прозвучавшей в голосе. Ни намёка на вопросительную интонацию. Ни намёка на страх. Улл снова вздохнул.

– Это происходит постепенно, как замерзание океана. Но это так. Хотя я вряд ли увижу, чем это закончится. Да и ты тоже.

– Если у острова нет будущего, нужно найти его в другом месте. Нужно построить корабль, как великан-основатель! Только сухопутный корабль, который сможет ехать по льду. Главное только убедить остальных…

– Я потратил на это полжизни! – горестно воскликнул он, – коппергартцы не поймут этого, даже умирая от голода! – никогда я не видел, чтобы Старик вышел из себя. Не слышал в его голосе столько боли и ярости, – я понял это слишком поздно. Мне нужно было бежать одному, без оглядки. Но теперь я уже слишком стар.

Лицо Улла посерело. Внезапно он как будто постарел лет на двадцать, но на самом деле просто стал выглядеть на свой настоящий возраст. Это пугало.

– Тогда я построю корабль только для себя. Я доберусь до обитаемых земель, возможно, даже смогу привести помощь из Вне.

– А возможно сгинешь в ледяной пустыне. Заблудишься, или горючее кончится, умрёшь от голода, замёрзнешь насмерть. Я не утверждаю, что больше никого не осталось. Но никто не обещал, что тебе по силам их найти. Это опасное предприятие, Куберт. Буду откровенен – скорее всего оно закончится твоей смертью. А я не хочу быть тем, кто толкнул тебя на это.

– А какие есть варианты? Ты никогда не говорил этого напрямик, но кажется я понял. Мой кашель… Ты прав, город душит меня каменной пылью в воздухе своих шахт. Этот двухголовый ящер, – я со спокойным сердцем заглянул в прорубь. На этот раз там было темно и пусто, как и всегда – он показывается лишь тем, кто скоро умрёт, верно?..

…С тех пор, как мы начали воплощать в жизнь нашу самоубийственно смелую идею, прошло больше шестидесяти дней – ведь я мог принимать участие в строительстве только по выходным, да и материалы нельзя было закупить все сразу, чтобы не вызвать подозрений. Хоть я и не делал ничего формально противозаконного, было очевидно, что общество нашей затеи не одобрило бы.

Город освещали лишь тусклые огни котельных, а за стеной и вовсе царила кромешная тьма. Я крался по лестнице, словно вор, изо всех сил стараясь не поскользнуться и то и дело поправляя лист кровельного медного сплава, сползающий со спины.

– Последняя деталь, – устало выдохнул я, стараясь отдышаться, – должно хватить, чтобы закончить обшивку. Еда тоже при мне.

– Ты больше не будешь заходить домой? – удивился Старик.

– Нет, – покачал головой я, – боюсь, иначе они могут меня удержать.

Это была ложь, потому что на самом деле я боялся, что удержу себя сам. Забьюсь под матрас и останусь в Коппергарте навсегда. Потому что мне было страшно. Действительно очень страшно. Кажется, Улл догадался, что я слукавил, но виду не подал. Кто знает, может когда-то с ним и случилось подобное.

– Закончим за сегодняшнюю ночь и завтрашний выходной. Следующей ночью отосплюсь и с рассветом… – я нервно сглотнул, – … отправлюсь в путь.

– Довольно логичное решение, если хочешь подольше проехать при свете, – одобрил Улл. Мы отправились на нашу стройплощадку. Дом Старика скрыл бы её от любопытных глаз, если бы кому-то вздумалось выглянуть из-за Стены.

Наше творение не выглядело особенно надёжным, быстрым, да и красотой не отличалось. Оно имело четыре шипованных колеса для хорошего сцепления с заснеженным льдом и приводилось в движение паровым двигателем, который, как и все машины в Коппергарте, работал на угле. На случай, если не вовремя закончится топливо, прилагались тщательно смазанные полозья и два съёмных небольших паруса. Каркас и обшивка этого нелепого чуда состояли из различных дешёвых сплавов. На более качественный металл у меня просто не было денег – я и так экономил даже на еде. Древесина и вовсе была роскошью, ведь деревья могли расти лишь в теплицах, от которых на острове почти отказались в последние годы. Прозрачный пластик тоже был редкостью, так как единственное крошечное месторождение нефтепродуктов на острове было почти исчерпано. Так что в кабине было всего одно небольшое окно, разумеется, спереди. В салоне едва хватало места для запасов провизии и для меня самого, но я не жаловался. Зато он будет прогреваться от тепла, вырабатываемого двигателем, и ночью в нём можно будет спать с относительным комфортом.

Пришло время закрутить последний винт. Я сделал это без особенной радости. Давила усталость. Страх нарастал. Мои пальцы уже онемели от холода, а ведь я пробыл на улице всего несколько часов. А ведь во время путешествия я не смогу попасть в нормально утеплённое помещение в течение недель?.. Месяцев?.. Велика вероятность, что это вообще последняя ночь, которую я проведу в доме.

– Ты совсем вымотался, – заметил Улл, – Я и сам справлюсь с загрузкой провизии. Иди в дом, поужинай хорошенько и постарайся выспаться, – я с удовольствием последовал его совету. Как ни странно, уснул я почти сразу же и проспал спокойно до самого утра.

Когда я проснулся, солнце уже взошло, и его лучи били мне в глаза, отражаясь от смёрзшейся снежной корки. Я спросил Старика, в какую сторону лучше поехать, но он ответил, что не имеет ни малейшего понятия, поэтому я решил оправиться на запад, чтобы солнце не слепило глаза. Я обнял Старика. В ноздри ударил запах рыбы, исходящий от его огромной серой шубы. Он протянул мне толстую рукописную книгу в обложке с металлическими вставками.

– Вряд ли это пригодится кому-то кроме тебя. На этом чёртовом острове никто не интересуется ни астрономией, ни биологией, – я принял подарок растроганно и с неподдельной радостью – книга обещала быть интересной и полезной, так как Старик занимался также производством линз и собрал, используя их, микроскоп и телескоп, с помощью которых и проводил свои исследования.

Я установил полозья и парус, чтобы сэкономить топливо: в тот день дул сильный и постоянный восточный ветер. Я решил, что это из-за его морозного дуновения у Старика слезились глаза.

Интересно, заметил ли начальник смены или кто-либо из шахтёров, что я не вышел на работу? Обеспокоена ли моя семья тем, что я не ночевал дома сегодня ночью? В любом случае им и в голову не придёт, что я стою сейчас на крыше самодельного сухопутного плота, стремительно удаляющегося от Коппергарта. Снег упруго гудел под полозьями, парус выгибался от напора ветра, словно спина перепуганного грязно-белого кота. Обшивка несмотря на лёгкое дребезжание держалась крепко. Я поплотнее запахнул полы подаренного Уллом тулупа и неотрывно глядел на городскую стену, прикрыв глаза от пылающего над ней солнца. Несомненно, именно из-за этого беспощадного света, у меня на глазах выступили слёзы. Когда смотреть стало совсем невозможно, я отвернулся и стал глядеть походу движения.