Михаил Уткин - Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары. Том 2

Внутри оказался приличный по размерам полутёмный ангар, величиной примерно со зрительный зал небольшого кинотеатра. Там были подвешены огромные кулисы из ткани тёмного цвета, ограждавшие по кругу декорации студии, в которой снимали эту телепередачу. Краёв этого ангара они не касались. С одной стороны был помост, на котором стояло множество различного телевизионного оборудования. Там уже сидели люди, режиссёры и звукооператоры, и настраивали аппаратуру.

В студии тем временем появилась масса всякого народа. Меня привели в комнату, расположенную справа от входа в ангар, где была гримёрная. Пока то да сё, симпатичная барышня-гримёр начала пудрить мне физиономию, и в этот момент в комнате появился певец Олег Михайлович Газманов. Он немедленно приколол редакторш, что хотел привезти им в подарок огромную стиральную машину марки «Индезит», но она такая здоровая – затаскивать в студию неудобно. Кто-то из барышень немедленно выдал ему в ответ, что он мог бы принести и «кукольно-игрушечную» из «Детского Мира»! Вся комната начала хохотать…

Обсыпанного пудрой, меня повели по студии, объясняя, где там что находится. За кулисами слева оказалась «тайная комната», в которой стояло кресло, монитор (без звука) для того, чтобы человек, сидящий в ней, мог наблюдать за ходом передачи, и ещё один «цивильный» телевизор (со звуком) с той же «картинкой», что и на мониторе, но уже на столе за этим креслом, а raquoогромная телекамера на колёсиках. Справа был проход в основной «зрительный зал». На сцену вела двустворчатая дверь из прозрачного рифлёного пластика, на одной из створок которой был приклеен листок с надписью: «Открывать только эту половинку двери!», хотя открывались обе.

Я спросил, каким по счёту мне выходить, барышня уткнулась в сценарий передачи, и вдруг переменилась в лице: «Вам выходить самым первым!» На сцене студии стояло семь кресел, и мне объяснили, что нужно будет, выходя на этот подиум, обязательно помахать рукой зрителям, и пройти затем на самое дальнее кресло от входа. Сзади за ремень брюк мне прикрепили радиопередатчик, от которого шёл проводок к крохотному микрофончику с прищепочкой, удобно разместившемуся в районе третьей по счёту пуговицы моей рубашки.

Потом про меня все забыли, и я выбрался покурить на лестницу возле буфетов. У входа в студию толпилась та самая молодёжь, фамилии которой проверял мужик с папкой. Охранник не пускал их внутрь до тех пор, пока все не выплюнут жевательные резинки, и не выключат сотовые телефоны и пейджеры. Пока я курил, их всё же впустили. До начала съёмки оставалось где-то полчаса, у входа в «гримёрную» стоял уже работавший телемонитор с видом зрительного зала и несколько раскладных стульчиков. На одном из них расположился господин Газманов, которого к тому времени уже тоже обсыпали пудрой, я встал с ним рядом, и мы стали смотреть в монитор, как ассистентки режиссёра учат зрителей, как им надо будет в нужный момент по сигналу громко засвистеть, завизжать и захлопать в ладоши.

Так прошло ещё минут двадцать, когда вдруг мимо нас пролетел за кулисы лично господин Малахов. Ещё минут пять какой-то суматохи, и запись передачи началась. Барышня, перед этим водившая меня по студии, глядя в сценарий и следя за голосом ведущего, дождалась нужного момента – «Михаил из Алма-Аты!» – и выпихнула меня за двухстворчатую дверь. В меня впились восемь огромных прожекторов, четыре телекамеры и около полутора сотен зрителей, заученно устроивших мне бурную овацию. Я как-то помахал свободной рукой – в другой у меня были все четыре тетради с записями моих поездок, которые мне велели вынести с собой на сцену – и заученным заранее маршрутом проскочил к самому дальнему от этой двери креслу.

Малахов немедленно уселся в соседнее, и принялся меня «терзать». Как-то я там ему что-то отвечал и вроде бы даже по смыслу. Он взял одну из моих тетрадей, посмотрел на записи поездок, озвучил парочку, зал снова взорвался аплодисментами, но вскоре разговор пошёл в иное русло: сколько у меня во время командировок было интимных похождений. Я ответил, что у меня их ни разу не было (на самом деле все такие приключения происходили со мной только дома, в Алматы). Господин Малахов удивился, и предложил мне назвать в эфире свой телефон – мне позвонит, как минимум несколько десятков тысяч женщин! Я в этом не сомневался, и поэтому никаких телефонов называть не стал.

Долго ли, коротко ли, но мне дали передышку, телекамеры отвернулись в другую сторону, и вскоре начался «звездопад». На остальные кресла на сцене по очереди пришли и сели молоденький певец с псевдонимом «Дельфин»; артистка Светлана Тома; её дочка Ирина Лачина (уже успевшая к тому времени сняться в нескольких российских фильмах и телесериалах); Олег Газманов; директор «Музея Трёх Актёров» – Никулина, Вицина и Моргунова Владимир Цукерман, про которого я не так давно прочитал статью в «Комсомольской Правде», и последним пришёл руководитель российской цирковой труппы, отколесившей со своими представлениями по всем США в течение 12 лет.

Под этот «звездопад» я, самый обычный человек, попал, как под танки! Оказавшись в компании двух звёзд самой первой величины и ещё четырёх людей, для которых свободное общение с любым количеством народа являлось делом каждодневным и ежечасным, я окончательно «потерялся»! В тех передачах «Большой стирки», которые я видел до этого, такого количества людей, хорошо известных всему бывшему СССР, на сцене не собирали! И та самая фраза экс-премьера Черномырдина, сказанная им в коридоре Госдумы, вдруг материализовалась для меня в какое-то густое, зримое, и ощутимое буквально каждой клеточкой моего тела облако, которое постепенно заполнило всё пространство этой телестудии…

Но, как говорят у нас в Алматы: «Самое главное – не понтуйся!!!» Запись передачи шла своим чередом. Все, кроме господина Газманова, признались, что не любят никуда ездить, но работа такая. Госпожа Тома поведала о том, что на самом деле не прожила бы в цыганском таборе ни одного дня! Интереснее и веселее всех рассказывал о своих былых приключениях Олег Михайлович Газманов, и зал всё время взрывался смехом.

Однако господин Малахов так упорно поворачивал ход передачи в интимно-сексуальное русло, что в какой-то момент явно перегнул палку, и госпожа Тома, а затем и её дочка вдруг восстали против него: «Да что Вы всё о сексе, да о сексе!!!» Вполне возможно, что это была заранее продуманная «постанова», но всё выглядело вполне реально!

Съёмка закончилась через два часа двадцать минут с момента её начала. Господин Малахов подошёл ко мне и пожал руку. Нас отпустили со сцены, отцепили микрофончики, народ потянулся к выходу, а я, зайдя в «гримёрную» за своей курткой и пакетом, вдруг поймал благодарный взгляд госпожи Томы – всё-таки я оказался в этой передаче практически единственным её единомышленником…